— Вас понял товарищ командир, но вот хотел спросить вас — как вы смотрите, если я с небольшим отрядом из вашего полка поскачем на станцию Стишь, да проверим если ваш приказ выполнен правильно и бронепоезд отправлен на станцию Золотухино…

— Ты, что комиссарам Ветрову и Пронькову не доверяешь? — вскочил в седло красный командир. — Имей в виду — это люди ВЧК!

— Понимаю, товарищ командир, возможно я повторюсь, если скажу, что у белых есть кто‑то свой в этом самом ВЧК. Как звали по имени этого Пронькова, не Витя ли?

— Эк ты, человек беспокойный, спасибо не слышит тебя Артузов, вот кто тебя бы взял с собой на допрос за подозрения к сотруднику ВЧК, — натянул удила Семенов, подняв коня на дыбы.

— Вы мне уже раз поверили, так, что не второй раз? — тоже сдавил коленями резвого рысака молодой оперативник. — Может так случиться, что один предатель перечеркнет все усилия и план операции…

— Ну, гляди, Григорий, а то как у нас говорят: Гляди в оба, да не разбей лоба! — командир Семенов успокоил своего коня и отдал приказ своим бойцам: — Ты, Брылин вместе с моей охраной и этим бойцом, кто метко стреляет, скачешь на станцию Стишь и проверяешь отход бронепоезда на юг. Опосля, все едете обратно и соединяетесь с головным отрядом, а если так станется вступаете в бой с беляками. Белую контру и офицерье — рубить беспощадно!

2

Еще ночь не успела растаять над орловским полесьем и ночное небо было усыпано бледно–желтого цвета звездами и яркий месяц заливал окрестности таинственным светом, на голой и неуютной равнине Чертовой пустоши собрались офицеры белого движения, казаки, ненавидящие новую советскую власть, солдаты, потерявшие родню и дом, и примкнувшие к белой армии. Кони переступали с ноги на ногу и кусали удила, предчувствуя сегодняшний кровопролитный бой и гибель людей.

На пустоши горело несколько ярких костров, давая возможность разнузданному и неровному белому войску увидеть командиров и запомнить тех, с кем им придется бок об бок схлестнуться с непонятой до сих пор и лютой на расправу красной силой, с мужиками и крестьянами, оседлавшими коней и едва научившихся простейшим военным наукам и приемам… Но это еще больше их пугало и волновало, ведь это был хоть и лютый и жестокий, но их — русский народ, их враги были такие же как и они отчаянные и неустрашимые.

Перед собранными белогвардейскими силами, одетыми в разноцветные мундиры и шинели, но имеющие белые нарукавные повязки, выехал на вороном рысаке с седыми волосами под высокой папахой полковник Рохлин. Оглядев всех, он громким и хриплым голосом обратился к войску с напутственным словом:

— Господа офицеры, дорогие казаки и солдаты, и все кому еще дорога Россия! Сегодня нам предстоит вступить в кровавый и справедливый бой с комиссарами, чекистами и большевицкими прихвостнями. Мы разобьем их, ибо с нами Бог, с нами все те, кто уже погиб от рук красных!

— Сегодня многие из нас могут погибнуть, но все мы останемся в памяти наших потомков и встретимся друг с другом на небесах, как герои своего отечества. Но прежде чем мы погибнем от рук красных врагов, мы заберем с собой их жизни. Давайте смело поскачем и разобьем красных гадов, пустим кровь комиссарам! — приветствовал полковник Рохлин, собранный белогвардейский отряд в 800–сот сабель.

— Дай Бог умереть хоть сегодня, только не нам, — во все горло закричал корниловский ротмистр, который набрал сотню лютых и разогретых выпивкой корниловских офицеров. Они были в черной форме и у двоих знаменосцев развивались полковые знамена с черепами, сохранившиеся после разгрома дивизии генерала Корнилова. — Господа офицеры, разобьем наших врагов, дадим им памятный бой и всеми силами, двинемся на юг, соединимся с Белой Гвардией!

— Бей красных бандитов!

— Руби комиссаров, спасем Россию!

Выкрики неслись вокруг. А затем, вдруг, конница начала разворачиваться и понеслась одной широкой колонной по полям и редким лесным перелескам в обход города Орла, по тропе уже пробитой ночными конными разъездами. Они неслись вперед, что бы с первыми лучами солнца ударить по городу с юго–восточного направления, собираясь разбить красные отряды и устроить в городе белогвардейский погром перед уходом на юг.

За спинами уходящей вперед белой конницы все ярче разгорался пожар. Подручные атамана Раковского сжигали дома, амбары и временные постройки белого стана. В лесу раздавался протяжный вой голодной волчьей стаи, которая то ли провожала обитавший здесь военный люд, то ли по русской примете, выла к морозу или войне…

— Атаман, вот как развылись треклятые, уж не смертяку ли они кличут? — крикнул сотенный есаул Тимофей Брусов, командир Императорского казачьего конвоя.

— Верно говоришь, есаул, польем сегодня кровушку красным, шашками будем крестить нехристей большевицких.

— Не сумлевайтеся, Вашескобродие, краснопузая сволочь поляжет сегодня густо от нашей руки…, польем землю грешную, многострадальную комиссарской кровцой! — подхватил двухметровый казак Степан из императорского конвоя. За его спиной был навьючен пулемет, а на боку висела длинная шашка с накладными серебряными пластинами с гравировкой и чернью.

Когда бывший лагерь белых уже прогорал и от пожарищ в небо стал уходить черный дым, заслоняя яркую луну и звезды, отряд казаков с атаманом Раковским вскочили на лошадей. Выехав на Чертову пустошь, атаман остановился на минуту, вглядываясь туда где были ворота в будущее, туда куда он собирался уйти от красного террора и комиссаров ВЧК. «Господь, молю убереги меня от всего этого! Я не могу больше терпеть это и находиться здесь! Не страшно, не больно, но невыносимо холодно и одиноко… Ненавижу, ненавижу их! Я твой праведный меч, Господи, я рука карающая! Я не могу больше переносить этот запах. Они — грязь большевицкая! Я убью их еще этой ночью, пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной, Господи!

— Куда поскачем, Вашескобродие, где нам сегодня Бог уготовал умереть или возродиться?

— Братья казаки, лихие молодцы, любимчики Императора, павшего от комиссарской руки…, — закричал громко на белесую в лунном свете Чертову пустошь, натянув поводья Раковский и заставив ярого коня грызть удила и всхрапывать, просясь вскачь. — Сегодня будем рубить комиссаров в уездном городе Болохов, городе 25 церквей. На Орел идти бессмысленно, там засада, пулеметы и пушки.

Вряд ли, кто‑то смог бы найти в историческом архиве упоминания, что 11 ноября 1919 года, белый атаман Раковский совершит налет на Болохов, а не ляжет замертво на подступах к Орлу. Но вмешательство в историю и нарушение целостности временной материи, позволившее проникать в разные исторические эпохи, наложило отпечаток и на планы банды атамана Раковского. В эту ночь он должен был совершить дерзкий и жестокий налет на небольшой губернский город в пригороде Орла — Болохов, который находился в 20 верстах от бандитов.

3

Проскакав галопом с десяток верст Григорий Семенов издали увидел станцию Стишь и бронепоезд «Грозный», который словно монстр выделялся своими бронированными башнями с пушками на железнодорожных платформах. Остановив немногочисленный отряд красноармейцев, Григорий с высокого холма наблюдал в размышлениях, не решаясь приблизится к бронепоезду.