– Крайчик!

…Надобно ещё знать, что это за голос. Если человеку,спокойно моющему окно на восьмом этаже, в подобном вокальном режиме рявкнуть«прыгай», он прыгнет. Гарантия, при умелом исполнении, стопроцентная. Жениноисполнение было очень умелым. Веня обернулся так, словно услышал позади себякак минимум «стой, стрелять буду». Паника на его лице странным образом мешаласьс ещё не угасшей улыбкой самодовольного ликования, адресованной Виринее…

Вот тут и произошла окончательная катастрофа.

От резкого движения узел на скользком тефлоновом проводке,почти сразу начавший давать слабину, разъехался уже полностью. Пудовый «транс»,увлекаемый мировой гравитацией, неудержимо пошёл вниз. Перепуганныйзлоумышленник даже не попытался стиснуть его коленями, лишь начал раскрыватьрот…

Реликт прошлого рухнул на полированный камень вестибюльногопола, произведя звонкое и оглушительное грох!!!

Последующее заняло доли секунды.

Эхо падения ещё отражалось от потолка, когда Борис и Глеб,вполне оценившие замысел капитана Грина, разом выпорхнули через турникет.Выпорхнули мощно, легко и красиво до невозможности: подобной синхронностидействий ни в каком боевике не увидишь. Бедный Веня и пискнуть, что называется,не успел. Его щека оказалась мгновенно вжата в холодный и влажный каменный пол,так что очки съехали на сторону и он перестал что-либо чётко видеть – кроменеправдоподобно огромного рубчатого ботинка в сантиметре от своего носа. Другойтакой же ботинок весьма ощутимо попирал его спину. Руки словно сами собойраспластались крестом, а ноги, наоборот, завернулись одна за другую – это длятого, чтобы опасный преступник не сумел сразу вскочить и наброситься на стражейпорядка. Автоматное лязганье над головой и жуткие вопли, смысл которыхнесчастный Веня просто не в силах был уразуметь…

Другие участники заговора, надо отдать им должное,подельника своего в беде не покинули.

– Садисты!!! Не смейте!.. – рванулась назадВиринея. Ей показалось, будто Глеб собрался прибегнуть к наручникам.

Альберт, спортивный, но не наделённый ловкостью спецназовцапарень, лез через заблокированный турникет и тоже храбро рвался в неравнуюбитву.

– Не трогайте!..

Между тем к Вене, избавленному благодаря атаке друзей отпсихологического прессинга, вернулись временно парализованные мыслительныеспособности. И он сообразил, что уложили его на самом-то деле исключительнонежно и бережно – ну просто как младенчика в колыбельку. Не ушибли (а могли,ещё как могли…). Не затоптали слетевшие с переносицы сложные астигматическиелинзы. Даже расклячили его не на затоптанном и грязном пятачке пола, а чуть встороне, там, где недавно прошлась тряпкой добросовестная тётя Паня… Веняприободрился, осторожно влез физиономией обратно в очки и стал с интересомнаблюдать за происходившим вокруг.

Вот Глеб аккуратно отцепил от своего рукава повисшую на нёмВиринею, отставил брыкающуюся девушку в сторону и легонько встряхнул:

– Без истерик, гражданочка! Хищение ценного научногооборудования. Явно с целью передачи враждебным разведывательным организациям…

Стратегическая ценность древнего и к тому же горелоготрансформатора была понятна, что называется, даже ежу. Альберт перестал вырыватьсяу сграбаставшего его Монохорда и прислушался.

– По факту данного преступления, – тономсталинского следователя продолжал Глеб, – несомненно будет возбужденоуголовное дело по статье «государственная измена». Всем присутствующимпредлагаю выполнить гражданский долг и записаться в свидетели…

– Сатрапы!.. – вздёрнула подбородок Виринея. Онасмутно помнила, будто когда-то был вроде фильм, не то спектакль, названный еёименем, – про казнённую революционерку.

– Всех не перевешаете, – включился Алик. И гордовыпрямился, насколько позволяли заломленные за спину руки. Монохорд скроилжуткую рожу и сделал вид, что вот сейчас согнёт его в бараний рог.

– НАТО за нас отомстит… – просипел с пола«государственный изменник».

Другие сотрудники, остолбенело взиравшие на зверскоезадержание, постепенно пришли в себя, поняли, что происходит, и началиоткровенно прикалываться.

– Болтун – находка для шпиона! – провозгласилмолодой лаборант.

– Сегодня он играет джаз, а завтра Родинупродаст, – вспомнил молодость его седовласый руководитель.

– Мы сдали того фраера войскам энкавэдэ, с тех пор егопо тюрьмам я не встречал нигде!.. – неожиданным басом пропела уборщицатётя Паня.

Дело определённо шло к тому, чтобы звягинцевская молодёжьпрогулялась-таки за коньяком – да и «уговорила» его после работы совместно сохраной… Увы! Вмешался, и очень некстати, Его Величество Случай. В лицезамдиректора по общим вопросам Андрея Александровича Кадлеца, которого чёртзанёс к проходной именно в этот момент.

Его фамилия имела ударение на первом слоге (о чём сам он незабывал бескомпромиссно напоминать окружающим), но, естественно, даваласотрудникам «Гипертеха» обильную пищу для лукавой фантазии. АндрейАлександрович обладал ровно той внешностью, которую, думая о хозяйственномруководителе застойных времён, воображала себе Рита-Поганка. Этакий монолит,насмерть вросший в негнущийся официальный костюм. Плюс неразлучный «совершенносекретного» вида импортный кейс с цифровыми замочками. Андрей Александровичбыл, естественно, крупным реформатором и демократом и при случае намекал напочти мученичество при проклятом тоталитаризме. В институте Кадлеца называли«демократическим задвиженцем» и подозревали за ним тайное членство вкакой-нибудь компартии самого фундаменталистского толка. Прославился же он тем,что, едва вступив в должность, распорядился отправить на перекраску выделеннуюему бежевую «Волгу». Крупному начальнику – да не на чёрной? Нонсенс,господа-товарищи. Западло…

И вот этот-то заместитель директора весомо и важнопроследовал к запертому турникету, чтобы обозреть театр военных действий ижестом памятника вождю простереть над ним руку:

– Что за безобразие здесь происходит? Я требуюнемедленных объяснений!..

Кот Дивуар, забравшийся под стол Бори Капустина, терзал,воровато прижав уши, когтистой лапищей украденный пакетик с блинами…

Рита шла по Бассейной, направляясь к своему – или уже несвоему? – рынку, и чувствовала, что постепенно успокаивается. То есть,пока заставляла себя выйти на улицу, она успела десять раз помереть преждесмерти и перепсиховалась, что называется, по полной программе. От её дома вдебрях Красноармейских улиц до станции метро, именуемой питерцами«Техноложкой», было ровно два с половиной шага. Погода стояла вовсе не жаркая,но чисто от мандража Рита взмокла, как в бане. Смех и грех: по-видимому, приэтом запустился какой-то физиологический процесс, содействующий успокоениюнервов. Так бывало у неё в детстве, когда она занималась гимнастикой. Нет, невсерьёз, просто в оздоровительной группе. Бывало, она являлась на тренировкувсеми обиженная, с какими-то школьными неурядицами плюс неизбежная выволочка отматери. Как у Маяковского: «Придёшь усталый, вешаться хочется…». Но вотоставалось позади часовое занятие, и Рита, распаренная и усталая, жадно вдыхаламорозный воздух, казавшийся после душного зала необыкновенно свежим и вкусным,недоумевая: «И из-за такой-то чепухи я расстраивалась?..»