class="p1">– Да что тут гадать, Петанье, небось! – его заместитель пожал плечами. – Нет, так-то он хороший парень, но много о себе возомнил. Ну, надеюсь, вы его так будете гонять, чтобы капрал ног под собой не чуял и мозги поломал как следует.

– Что-то, а уж это я вам обещаю, – ласково улыбнулась госпожа Редфилд. – И ещё одно: я так и не смогла связаться с Андреа Монтанари. Коммуникатор молчит, магвестники тоже не получают ответа, а добраться до её дома я не успела. Вроде бы и не из-за чего беспокоиться, но лучше проверить.

– Сделаем, госпожа коммандер! – ответил Дюфло.

* * *

Вечер за хорошим вином в приятной компании Лавиния решила, по зрелом размышлении, считать отдыхом.

И в самом деле: вот она сидит в малой гостиной особняка на площади Вильнёв-Баргемон, сидит в удобном кресле, вытянув ноги к камину. В руке бокал отличного красного вина, малым не двадцатилетней выдержки; вино пахнет солнцем, вишней, дубовой корой и немного кожей. В точно таком же кресле рядом сидит двенадцатый граф Ронселин, он же наместник его величества в Провенсе, он же её ученик Жиль. Между ними на столике – блюдо с сырами, вазочка с мёдом, миска орехов. Они с Жилем только что обсудили недавно закончившийся процесс над большим чиновником, бравшим взятки; поспорили над новой разработкой магов-медиков, предложивших совершенно неслыханную концепцию лечения рака в последней стадии; вспомнили общих знакомых и теперь просто сидели молча и глядели в почти погасшее пламя.

Нарушил молчание Ронселин, спросив:

– Вам удалось разобраться в истории со смертью вашего управляющего?

– Пока нет. Я подхватываю то одну ниточку, то другую, но у меня нет даже уверенности, что они от одного клубка!

– Или от одного связанного полотна, – пожал плечами молодой человек.

– Что? – Лавиния резко поставила бокал, так что несколько капель вина выплеснулись на стол. – Что ты сказал?

– Я сказал, что нитка может тянуться не только из клубка, но и от вязаного полотна. Простите, этим ограничиваются все мои познания в этой области.

– Мои тоже, – отмахнулась она. – Но ты нарисовал картинку, и она хороша, а картинки мне всегда помогали.

– Помнится, вы когда-то рекомендовали вернуться к деталям, когда целое не складывается. Хотите, попробуем перебрать факты, возможно, мне удастся о чём-то догадаться?

– А давай! – Лавиния выудила из пространственного кармана блокнот, в который Марджори записывала всё, ими найденное, и раскрыла на первой странице. – Итак, первая смерть – Клод Тезье, управляющий имением «Лаванда» на протяжении последних двенадцати лет. На момент смерти ему было сорок шесть…

Она читала, изредка делая паузы и взглядывая на Жиля. Тот кивал и делал какие-то ему одному понятные пометки на обрывке бумаги. Вопросов не задавал, хотя Лавиния понимала, что они будут. Ну, у неё самой точно были бы, а Жиль, как ни крути, её ученик. Наконец она договорила и закрыла блокнот.

Помолчав, Ронселин спросил:

– Это всё?

– Пока да. Спрашивай.

– Ла-адно… Медальон Легиона так и не нашли?

– Нет.

– Что за история с подделкой антиквариата?

– Завтра буду в Лютеции, найду Лавернье и вытрясу из него детали.

– Можно ли быть уверенными, что Нильсен или кто-то из городской стражи не работает на убийцу?

– Ни в чём нельзя быть уверенным, – ответила Лавиния с раздражением. – Даже не так: я точно знаю, что кто-то из причастных к расследованию причастен и к убийству, но пока вижу лишь его тень. Не более того.

Жиль покачал головой, потом протянул руку куда-то в сторону и пошевелил пальцами; в ладонь ему упала покрытая патиной бутылка. Молодой человек аккуратно протёр её носовым платком и бросил его в камин; пламя вспыхнуло, мгновенно сожрав тонкую ткань, и вновь почти угасло. Пальцем поманив пробку, Жиль вытянул её из бутылки и разлил вино по бокалам.

– Это вино заложили в год моего рождения, – сказал он с некоторым смущением. – Я всё откладывал дегустацию, ожидая какого-нибудь важного события… – голос его дрогнул, но не прервался. – Теперь вот думаю, не превратилось ли вино в уксус?

Лавиния понюхала, пригубила и сделала большой глоток.

– Отличное вино! Может быть, действительно слишком роскошное для обычного вечера вдвоём со старой преподавательницей…

– Вот уж от вас не ожидал такого традиционного кокетства, госпожа профессор, – Ронселин фыркнул и заговорил о другом. – Мне не нравится история с причиной смерти Тезье. Сердечный приступ – нет, не приступ, а воздействие стимулятора Бейнбриджа – нет, стимулятор ни при чём, а это некий амулет, состаривший организм… Что за танцы?

– Мне это тоже не нравится, – согласилась госпожа Редфилд. – Поэтому я задала вопросы по амулету мастеру Кекспину из Гильдии артефакторов Норсхольма. Кекспин обещал связаться со мной сегодня вечером…

– Ну, так наберите ему сами! – воскликнул Жиль. – Пусть переходит сюда и рассказывает!

Кекспин откликнулся на сигнал коммуникатора не сразу. Довольно долго экран оставался пустым и синим, но Лавиния не отключалась и была вознаграждена за своё терпение. На экране появились злющие жёлтые глаза, и откуда-то из сивой бороды неприветливо буркнули:

– Ну, что ещё?

– Вообще-то вы обещали связаться со мной нынче вечером, – усмехнулась Лавиния.

– А что, уже вечер? – мастер оглянулся на окно, налитое июльской синей ночью, и кивнул. – Да, похоже на то. Ладно, готов отчитаться. Хотя это и не вовремя, я расчёты не закончил.

Жиль наклонился вперёд.

– Я открою вам портальное окно, переходите к нам, мастер. Как минимум приличный ужин и выпивку я обещаю.

– Да? – Кекспин потёр нос. – Ладно, открывайте, кто б вы ни были. И обратно потом отправите!

– Не вопрос!

Через несколько минут мастер уже расположился в третьем кресле перед камином. Появился откуда-то лакей, поставил перед ним персональный столик и подал весьма приличный ужин: тушёное мясо, зелень, рататуй. В бокале сверкало искрами красное вино, маслины поблескивали толстыми боками, по ломтю молодого сыра скатывалась слезинка сыворотки.

Кекспин потёр руки, сунул в рот кусок сыра, запил большим глотком вина и сказал:

– Ну, так. Насчёт амулета, под воздействием которого состарился организм – это чушь.

– Чушь? – переспросила Лавиния.

– Ерунда, глупость, чепуха, пустяки, абсурд, нелепость… Подставьте любое слово, которое вам нравится. Артефакторное воздействие на живой организм не может его ни состарить, ни омолодить! Вот мёртвую ткань может, а живую – нет. Живого телёнка не превратишь в быка, но пергаменту из телячьей кожи можно добавить пару сотен лет.

– То есть, если некто планировал продажу поддельных древних рукописей, то он мог бы воспользоваться таким амулетом?

– И даже более того! – поскольку Кекспин успел набить рот мясом, голос его звучал невнятно, но всё так же энергично. – Не амулетом, а артефактом, он вполне может быть многоразовым, поскольку