— Мы в ответе за тех, кого приручили? — грустно и ни к месту процитировала Экзюпери ведьма. — Жалко глупенького... Что теперь делать?

Вместо ответа инспектор от бессилия зарычал. Глухо, яростно, утробно — чем сильно переполошил Эллу. Она, немедля ни секунды, повисла у него на шее, крепко обняв и сбивчиво нашёптывая на ухо всякие успокаивающие слова; принялась даже гладить по голове.

Помогло. Иванов кое-как успокоился, усилием воли загнав ярость в глубину подсознания и освобождая мозг для дела, а после благодарно приобнял девушку за талию и поцеловал её.

— И что теперь делать? — растерянно, с глазами, полными неподдельных, искренних слёз, спросила ведьмочка, прильнув к мужской груди.

Внутренне сгруппировавшись, как перед доброй дракой, Серёга зло сощурился вслед полицейскому автомобилю и нервно, безапелляционно ответил, словно плюнул:

— Как что? Ваньку выручать!

С видимой неохотой отстранившись от парня, Элла задумалась, плотно сжав губы и сощурив глаза, отчего сразу стала похожа на хищную ласку, вышедшую на охоту. Казалось, она тоже заразилась решительностью парня.

В глубоких раздумьях прошлась туда-сюда, цокая каблучками, а потом, ничего не объясняя, решительно направилась в магазин.

Вернулась ведьма через пару минут, с двухлитровой бутылкой широко популярного среди малоимущих любителей выпить, креплёного пива. Осмотревшись, решительно отошла в сторону и, воровато озираясь, вылила две трети содержимого на вытоптанную, утрамбованную землю некогда бывшей клумбы.

Инспектор смотрел на все эти приготовления молча, ожидая продолжения.

Закончив расправу над напитком, девушка переключила своё внимание на Серёгу.

— Рукава закати до локтя. Так, что ещё... пуговицы нет — это хорошо. Рубашку ещё немного расстегни, будто тебе жарко. Ага, нормально... Держи, — девушка протянула парню ёмкость с остатками пойла.

Иванов, послушно выполняя странные требования, принял бутылку, задумчиво посмотрел на плещущуюся внутри коричневатую жидкость, и только тогда решился спросить:

— Что задумала?

Ведьма, скрестив руки на груди и покачиваясь с пятки на носок, деловито ответила:

— Сейчас иди к паперти. Там, если помнишь, две старушки сидят, милостыню просят. Узнай у них, что случилось. Баклажку не выбрасывай. Пусть думают, что ты выпивший — внимания меньше привлечёшь. В таких Запедрищенсках бухие мужики средь бела дня — норма жизни. А я тебя здесь подожду.

Подивившись сообразительности Эллы, Сергей не преминул уточнить:

— А ты чего опасаешься?

— Не чего, а кого. Тех самых бабок. Я, пока тебя ждала — словно под микроскопом голая стояла. Побирушки шёпотом мне все косточки перемыли, не особо стесняясь. Если сейчас пойду про приблудыша твоего спрашивать — мгновенно подозрение вызову. Они меня запомнили накрепко, поверь, — совершенно серьёзно, без привычного налёта сарказма, заявила девушка.

— Думаешь, я их не заинтересовал?

— Точно. Не до тебя бармалейкам было. Их моя попа в леггинсах бесила, пока ты туда-сюда ходил. Жабы ископаемые...

Инспектор не нашёл, что ответить и уже было собрался выдвигаться к паперти, как вдруг ведьма решила продолжить разъяснения:

— Запомни, Серёжа! Мы, женщины, крайне редко хорошо относимся к более молоденьким и симпатичным. Не любим мы их за свежесть, за юность, нам уже недоступную, за красоту. За всё, что у нас уже в прошлом. Сама такая, хоть и не старая пока... — она помолчала, а потом печально закончила. — Иди, время идёт.

Вместо ответа Иванов, липко и с вожделением, провёл взглядом по её фигуре, задерживая взор где положено, а потом неожиданно ловко шлёпнул пониже спины. Элла рассмеялась, совершенно не обидевшись на такую фамильярность, и легонько подтолкнула его.

— Комплимент не словом, но действием, принимаю. Топай! — повторила она. — Время не резиновое.

Парень, умело имитируя лёгкое подпитие, не спеша дошёл до церковной ограды и замер, словно в нерешительности, растерянно переводя взгляд с бутылки на храм и обратно. Со стороны складывалось впечатление, что ему очень хочется войти внутрь, однако остатки воспитания не позволяют шляться по таким местам со спиртным. А бросить пивко подгулявшему человеку очень жалко.

Дождавшись, пока пантомима привлечёт внимания любопытных, скучающих старушенций, до сих пор не покинувших свои «рабочие места», Иванов якобы нерешительно, но довольно громко, спросил:

— Тётеньки! А что тут случилось? Видел, менты приезжали, повязали кого-то...

Отвлёкшись от праздной болтовни нищенки, как по команде, набрали в лёгкие воздуха и открыли беззубые рты. Глаза у старушек заблестели, а кончики целомудренно повязанных на головы платков затряслись, будто им передалось возбуждение хозяек. Видимо, женщинам очень хотелось поделиться с кем-нибудь свежими новостями, явить миру новую сенсацию местечкового пошиба и получить свою порцию внимания, ахов и охов.

— Так это... — начала первая.

— Разбой! — подхватила вторая, с неприязнью посматривая на опередившую её товарку. — На церкву напали. Чуть до смертоубийства дело не дошло!

— Не так было! — возмутилась первая. — Чего ты мелешь?! Я всё видела!

— Да что ты видела? Он, ирод, ведь внутри злодействовал. Вон, на Макаровну с ножом бросился! А глаза то страшнющие... Сама, небось, слыхала, как он всех святых с полицией поносил, когда выводили!

Инспектор понял, что сейчас на него выплеснется море эмоций, помноженных на буйную фантазию прожжённых сплетниц и стариковскую словоохотливость. Потому быстренько переменил манеру разговора.

— Вы, милые женщины, меня совсем запутали, — начал Серёга, очень удачно при этом икнув и изобразив отрыжку пьяного человека. — Кто напал? Зачем напал? На кого?

Бабки затарахтели наперебой, на удивление лихо дополняя фразы друг друга. Словно мысли читали.

— Так известно на кого! На Макаровну, которая в лавке стоит. Коробку с деньгами вырвал прилюдно, да на улицу побёг. А тута поставил её у дверей...

— Кого? Макаровну? — продолжал играть непонимание парень.

Нищенки мелко захихикали.

— Высоко берёшь. Старая она уже. Хотя по молодости... такое творила, стерва...

— Снова не понял, — покаянно затрусил головой Иванов.

— Коробку с кассой. Вот прямо взял, на улицу вынес и поставил, вон туда — сухонький пальчик указал на ступеньки. — И радостный такой... А после назад побёг, не иначе — убивать кого! Да только его батюшка Спиридон там и скрутил, а работники помогли... Они там стенку штукатурили у амвона, отошла штукатурка-то... Полиция уже потом приехала. Быстро, им тут рядом...

— Теперь засадят, — злорадно протянула первая.