– И чтобы я поверил, что сын улема попал сюда служить? Как же он тебя отпустил?

– Отец и мать не знают, что я здесь. Думают, служу в Германии. Там ведь тоже полевая почта. Я в парадке сфотографировался, земляк, дембель, дал. Зачем вы это спрашиваете?

– Покажи свой военный билет.

Солдат, с опаской глядя на Астманова, достал из нагрудного кармана обернутые в полиэтиленовый пакетик документы.

– Так, Негматулло Раджабович… Раджабов. Все верно. И все хорошо, за исключением того, что тебе всего девятнадцать, а там все двадцать пять.

– О чем вы, товарищ старший лейтенант, – забеспокоился солдат, – что-то неправильно? Отпустите меня. Наш старший все уладит, если не так. Он предупреждал, что здесь комендатура как волки, только узнают, что из Баграма, сразу на губу.

– Негмат, сейчас внимательно послушай меня. Если не поверишь или испугаешься – иди с миром, брат. Если веришь, то будем говорить, как мужчины. Мне нужен твой военный билет. На несколько дней. Мне нужно, чтобы ты, если спросят про документы, сказал, что ты потерял их здесь, в крепости. Через пять-шесть дней я верну тебе «военник».

– А… зачем? – напрягся солдат, протянув руку за красной книжицей.

– Забери, если хочешь, братишка. Тут только твоя воля. И твоя судьба. Скажу одно: не для забавы, не для плохого дела мне это нужно. Поверь.

Астманов протянул свое удостоверение личности и с изумлением встретил отталкивающее движение.

– Не надо. Я вам верю. Догадываюсь, кто вы. Но лишнего знать не хочу.

– Спасибо, брат. Теперь слушай две вещи: первое – ты повесишь куртку на каменный столбик, там, возле склада. Пусть повисит. Так и скажешь, мол, «хэбэшку» повесил, билет в кармане был. О пропаже «военника» заявишь завтра, в части. Когда ты меня увидишь в батальоне, не вздумай здороваться. Мы незнакомы, понял? – Астманов, не утруждая себя счетом, вынул стопку афгани и протянул солдату: – Бери. Потрать эти деньги на то, что посчитаешь нужным. Не обижайся и не отказывайся – это не те деньги, о которых стоит думать. Есть земляки в медсанбате раненые, больные, есть другие нужды – ты же сам сказал, что выбрали тебя имамом. Помогай своим мюридам. Дальше, землякам скажешь, что сейчас мне рассказывал о службе, впечатлениях от Афганистана и прочее, что говорят обычно корреспондентам.

А теперь второе: если ты захочешь служить в Кабуле, в таком месте, где никто не упрекнет тебя за намаз, то не отказывайся, когда предложат перевод в другую часть, здесь, в крепости. Все. «Военник» я забираю. Афошки прячь в носок. Пошли.

– А как вы угадали, что у меня мать таджичка?

– Негмат, ты знаешь, что здешние короли частенько женились на таджикских девушках? Почему?

– Ну… Не знаю.

– Красивые потому что… Бывает, околдуют – и конец свободе!

В свою комнату Астманов вернулся с трехлитровой банкой меда и военным билетом рядового Негматулло Раджабова – войсковая часть полевая почта 83596. «Имаму» выпало служить в отдельном саперном батальоне. Вот уж где можно было проверить, слышит ли Господь твои молитвы и ведет ли твой щуп «на два колена» ангел Его.

Счет шел на часы. Астманов прекрасно понимал, что те, кто охотятся на Хайра, найдут способ достать его и в расположении советской воинской части. Чего не могут сделать деньги – делают большие деньги. Да и что тут сложного? В крепости за день бывают десятки афганских офицеров. И если у «хранителей золота» есть связи в ХАДе – афганской госбезопасности, то расклад ясен. ХАД свяжется с советскими коллегами, потребует выдачи беглеца, и Хайр-Мамад просто не доживет до первого допроса. А потому нужно было действовать.

За ширмой, под ласковыми Наташкиными руками, слетели с Хайра патлы «битла» (так в Афганистане называли молодых людей, носящих прическу «а-ля Битлз»). Оказалось, что она еще и парикмахер неплохой. Вроде был человек острижен наголо, да вот отросли слегка волосы. Наталья же, в благодарность за предсказание будущего, взялась достать комплект поношенного, но приличного на вид солдатского обмундирования. Лишних вопросов девушка не задавала, привыкла, общаясь с разведкой, помалкивать.

Астманов тем временем выправлял командировку в Кундуз. И очень хорошо, что Зорькин улетел в Ташкент, оставив вместо себя заместителя технаря майора Исейкина. Этот, даром что командированный, как запал на красавицу татарку из строевой части, так проводил все дни в крепости в неге и любви. А что? Красив был, подлец! Известно, на войне дураки навоюются, умные наживутся, красивые нае…тся.

Астманов шел напролом, не было времени для дипломатии.

– Александр Кириллович, мне бы в Кундуз дня на три. Понимаете, женщина знакомая, ну, очень хорошая женщина, в Союз улетает. Вернется ли, не знаю. Надо увидеть, передать кое-что с ней. Как раз в мой город и едет. Вот, смотрите, письмо написала. – Астманов достал солдатский конверт и восхвалил женское чутье (татарская княжна, достав косметичку, деликатно отвернулась к окну). Под отставшим клапаном конверта краснели афошки.

– Да это лишнее… все твои письма, – отмахнулся Исейкин, совершенно не протестуя против того, что Астманов прикрыл конверт толстым журналом регламентных работ. – Ты же смотри, не подведи. Пять дней хватит? Но чтобы уж точно. Сегодня вторник. В понедельник будь на месте.

Когда Исейкин протягивал серенький листок с лиловыми печатями, Астманов как можно небрежнее сказал:

– Да, Александр Кириллович, тут еще баграмские ребята просят сопроводить солдата в Кундуз. Чего-то там по получению саперного имущества или документов, не знаю. Неудобно отказывать. Внесите его в командировочное, а то ведь загребут воина на пересылке – неделю просидит, пока посадят на борт. Со мной и вернется. Вот его военный билет и прочее. – Насчет прочего Астманов приврал. Не было прочего. Все шло на русское авось.

Майор не глядя шлепнул еще один лиловый кружок: «Сам вписывай. Нужна тебе эта морока? У меня как-то в командировочном запись была: «С ним следует 48 человек». Так на пересылке, на обратном пути, пока орду не набрали – не выпустили.

Когда Астманов вышел, татарская княжна обвила точеными руками багровую шею майора:

– Странные эти ребята, журналисты… Вот к Алешке этому сегодня Наталья с утра прискакала, да и сейчас, кажется, сидит. А он в Кундуз, к женщине какой-то.

– Ты, Аля, меньше про них думай. Это еще те журналисты. Даром, думаешь, вся разведка у них в друзьях? Я еще с ними заработаю шишек. Вон, Зорькин позвонил с утра пораньше, интересуется, нет ли кого лишнего на «Буре».

– Ну и что? Есть? – томно спросила Аля, вытягивая из-под журнала конверт.

– Да они же всю ночь там гуляли! Видно, кто-то стукнул в Ташкент. А… как ты?

– Зеркальце, мой друг, скажи… Нормальный парень этот Астманов.

Борт, почтовик, на Кундуз был «на плане» после двух пополудни. О посадке Астманов не беспокоился. Командир экипажа был ему знаком. Не хватит места в гермокабине – посадит в грузовой отсек. Полчаса бескислородного кайфа и ледяной свежести – это терпимо, тут главное не суетиться и чтобы не с глубокого бодуна быть. А вот как выбраться из крепости, если есть все-таки хвост? Насколько реально пробраться незаметно в жилье Хайра в Картай-Сих? Если только «охотники» вычислили Хайра по месту службы, то туда лучше не соваться… Некстати вспомнился Астманову этот «вольняга» с дизельной электростанции, продавший афганцам под видом сливочного масла в банках – технический вазелин. Ведь прятался черт хитрый – два месяца из части носа не показывал. А ведь все равно – завалили. Все. Надо идти к Иволину и до определенного момента скрываться. Здесь нельзя врать – жизни на кону. Согласится – хорошо. Нет – будем дальше думать.