У старой сардобы, подземного хранилища дождевых весенних вод, остановились. Грыгорыч выгрузил две увесистые сумки и ящик с буссолью. Кузякин, садясь за руль «Нивы», многозначительно посмотрел на Хайра.

Грыгорыч, дождавшись, пока осядет пыль, вынул из сумки армейскую куртку и брюки с множеством карманов, такого обмундирования Хайр еще не видел на шурави, не спеша переоделся и предстал перед лейтенантом в майорских погонах. Подмигнул Хайру:

– Теперь будешь до конца рекогносцировки обращаться «товарищ майор». Про Грыгорыча – забудь.

Вместо бежевой «Нивы» на проселке появился армейский «уазик» с металлическим верхом. За рулем, однако, был не Кузякин, а светловолосый, с тонким злым лицом лейтенант. Хайр уже видел и побаивался таких типов – нервных, с водянистыми глазами, резкими движениями. В раскаленном кузове машины, отделенном перегородкой от водителя, сидел еще и солдат, увешанный оружием. Гранаты, сигнальные ракеты, штык-нож, а на коленях – ручной пулемет. Часть пространства занимали ящики с консервами и хлебом. Солдат и ухом не повел, когда Грыгорыч попросил его уложить ящик с буссолью под скамейку. Равнодушно, так, как пустое место, окинул взглядом прапорщика и Хайра и вновь сел вполоборота к злому лейтенанту за рулем.

Такой езды Хайр не видел в своей жизни. Едва выехали на шоссе, «уазик» помчался стрелой, не оставляя ни одной машины впереди. Это ничего, дорога хорошая – асфальт до самого Кашгузара. Однако перед Дех-и-Нау лейтенант резко свернул налево и погнал по неизвестному Хайру проселку, углубляясь в пески Качакум. До Хайра долетел обрывок разговора: «…От Шибакли?» – спросил Кузякин. «Там посты до шестнадцати. На Ташкургане. Сами же просили – скрытно!» – ответил лейтенант.

Вцепившись в скамейку, Хайр колотился спиной о горячее рубчатое железо и проклинал всех джиннов с водянистыми глазами. Он вообще не понимал, в какую сторону они едут, как и тогда, в грузовике с ящиками из седьмой гробницы и хмурыми, жестокими людьми. Только когда показался на горизонте красный песчаный холм Сары-тепа, Хайр успокоился – белесый джинн своими тропами доставил их в Кашгузар.

Понтонная, запасная переправа через Амударью у Кашгузара именовалась на военных картах «Айвадж», по названию ближайшего населенного пункта на советской стороне. Подступы к ней на афганском берегу охраняли бойцы 122-го мотострелкового полка. В развалинах старого афганского пограничного поста окопалось отделение, усиленное танковым экипажем. Главная ударная сила – танк «Т-55» и БМП-1 – была по башни зарыта в песок. Только вот стволы отчего-то смотрели на переправу, то есть на отчий берег, будто оттуда и ожидались главные неприятности.

После недолгих переговоров с командиром поста, звания которого Хайр не разобрал, ему и Грыгорычу отвели тесную землянку, стены которой были затянуты мешковиной, а постелями служили снарядные ящики, застеленные грязными полосатыми матрасами. К его удивлению, на дощатом столике в компании черных от крепкого чая кружек стоял закопченный кумган – кувшин, из которого моют руки и другие места, но здесь он, очевидно, выполнял роль чайника. И уж совсем непонятно было Хайру, почему коврик для совершения намаза был пришит к матерчатой стенке да еще украшен индийскими красавицами из кинофильмов!

Грыгорыч тем временем не терялся: он распаковал ящик с буссолью, разложил на столе бумаги, карту, развернул полевую сумку с карандашами. Землянка обрела штабной вид.

В сумерках появился Кузякин. В дрожащем пламени свечей оглядел «топографов» и негромко сказал:

– Все верно, Хайр. Стоит твой грузовик… Точнее, то, что от него осталось. Грыгорыч, объяснишь, что эти железки для нас вроде репера. Ну, если кто поинтересуется. С нами боец пойдет на всякий случай. Говорят, снайпер – равных нет. Я с ним останусь у кузова. Сами дальше чем на километр не отходите. Если что не так пойдет – давай ракету красного огня.

Что к утру изменилось, Хайр знать не мог, но вместо солдата с Кузякиным на «рекогносцировку» вышел злой лейтенант, вооруженный снайперской винтовкой, о достоинствах которой Хайру много рассказывали на офицерских курсах. Для нее километр не предел, да и два тоже, если стрелок умелый.

Как только Хайр очутился у сгоревшего грузовика, он оцепенел от тоскливого страха. Будто вновь вернулась та ночь. И в небо, где повисла осветительная мина, откуда грянули снаряды, – было боязно смотреть. Вновь вспомнились большие муравьи с собачьими головами… Они не оставляют свое золото. А вот Грыгорыч…

– Хайр, встань там, где стоял тогда, ночью, – отвернувшись от Кузякина и лейтенанта, негромко сказал прапорщик. – Встань и думай, о чем тогда думал… Ну, напрягись… Сейчас та ночь, Хайр!

Афганец поднял голову и пожалел, что встретился глазами с Грыгорычем. Это были нечеловеческие глаза – казалось, они высасывали мысли и чувства. Хайру внезапно остро захотелось сбегать к ближайшим кустам.

– Хорошо… Теперь иди за мной медленно, да не сопи так. Пошли.

На ходу прапорщик скинул куртку с майорскими звездами, Хайр автоматически повторил его действия, оставшись в мокрой от пота майке. Грыгорыч шел по спирали, удаляясь от грузовика. На третьем круге Хайра будто обдало горячей волной страха. Он запнулся на ровном месте, в горле застрял шершавый ком. Грыгорыч обернулся, и Хайр вновь дрогнул от вида бездонных черных глаз.

– Садись, бародар, покурим. То самое место, так? Сейчас покурим и пойдем по курсу, – негромко и плавно, как будто и не Хайру, а самому себе говорил прапорщик. Хайр послушно потянулся за сигаретами. А вот Грыгорыч дымить не стал. Из оранжевой коробочки достал две опаловые ампулы с иглами на конце и на глазах у Хайра вкатил себе снадобье в обе ягодицы, прямо через шаровары. Чуть погодя из той же коробочки извлек черную трубочку и высыпал на язык темно-коричневый порошок.

– Все, Хайр. Пошли, – скомандовал прапорщик, доставая на ходу странное устройство – блестящие спицы, вставленные в деревянные резные рукоятки. Это было колдовство, и Хайр обреченно подумал, что его жизнь сейчас, среди этих людей, не стоит коровьей лепешки. Два часа рысканья под ярым солнцем, в зарослях карагана и полыни, вытеснили из его головы все мысли. Страх уступил место главной духовной ценности мусульман – покорности судьбе.

– Стоять… Где-то рядом захоронка. – Грыгорыч резко остановился, и Хайр ткнулся носом в его потную спину. Прапорщик вновь достал черную трубочку, высыпал остатки порошка в рот, запил из плоской фляжки. – Хайр, молчи, не двигайся. Дальше я сам.

Внимание прапорщика привлекла небольшая впадина с гладкими краями. Здесь, очевидно, стояла весной талая вода. Несколько таких ямок уже встречалось. Но тут Хайр увидел, как спицы задрожали, медленно сходясь в одну точку. Грыгорыч не спеша обошел впадину по краю, вытягивая руки со спицами к ее центру.

– Все. Кажется, в точку. А теперь, Хайр, твоя задача. Копай. Да поможет тебе твой Аллах. Будь осторожнее…

Он отошел на несколько шагов и, к удивлению Хайра, прилег на песок. А вот то, что через секунду в руках Грыгорыча возник тупорылый «макаров», вызвало не удивление, а новый прилив тоски и страха. Зачем? Ведь он все правильно сказал?