Генерал кивнула.

– Отлично, Фатима. Нам не хватало тебя, но ты хорошо потрудилась в Афинах. – Она повернулась к майору Калиле Сахади: – Мне свою позицию ты уже изложила. Будь добра, выскажи ее остальным, и мы рассмотрим варианты.

Калила пристально посмотрела на Фатиму.

– Давно не секрет, Фатима, что 17N – это от силы двадцать стариков в Афинах. Я признаю, что в Греции они действовали успешно, но время играет против них. Кроме того, в Америке есть спящие ячейки «Хезболлы». И они, как и мы, шииты. Я полагаю, самое лучшее – заключить альянс с «Хезболлой».

– Майор Фатима, – сказала генерал, – вы как будто недовольны.

Не глядя на Калилу, Фатима ответила, стараясь сдерживать эмоции:

– Может, «Хезболла» и шииты, но они поддерживают иранскую теократию, предавшую наше дело. Аятоллы используют Стражей революции с их бригадами аль-кудс, чтобы подчинить Ближний Восток власти иранских мулл. Стражи по-прежнему угнетают женщин, полагаясь на шариат, как его понимают имамы. «Хезболла» – это марионетка в руках аль-кудс. Как мы можем заключать с ними альянс?

Калила ответила заносчиво:

– Может, тебя прельщает греческое православие? Я считаю, мы можем доверять только шиитам.

Фатима с трудом сдержала злость. Она сказала себе остыть. Открытая враждебность не принесет пользы. Она взглянула на полковника Самиру Абдель-азиз, но та всегда сохраняла бесстрастный вид. Однако, несмотря на свою холодность, она была прекрасной военачальницей. Она бы наверняка признала, что передача оружия «Хезболле» была бы ошибкой.

Голос полковника был ровным:

– Я уважаю позиции Фатимы и Калилы, но не согласна с обеими.

Калила отодвинула чашку, расплескав кофе.

– Как и все моджахеды, – сказала Самира, – я возмущена тем, что Госдепартамент США внес нас в свой список террористов и заморозил наши средства. С другой стороны, я недавно получила разведданные от наших благотворительных спонсоров в Америке о том, что возможен третий путь.

Вероятно, она уже поделилась этой новостью с генералом Хассан, поскольку та не выразила удивления.

Самира обвела взглядом остальных.

– В высших эшелонах американского командования идет спор. На Госдепартамент вовсю давят несколько сенаторов и еще одна властная структура, – она выдержала драматическую паузу, как опытный оратор, захватывая общее внимание. – Пентагон пытается убедить Госдепартамент исключить нас из списка террористов, поскольку некоторые из их начальников предлагают другую стратегию. Например, есть предложение задействовать нас для открытия второго фронта вторжения в Иран. Муллы будут свергнуты. При поддержке американских войск мы победим фашистский режим аятолл и построим подлинно исламско-марксистское общество.

Фатима впервые слышала об этом. У нее имелись свои доводы против сотрудничества с их врагами-капиталистами. Но, как говорится: враг твоего врага…

– Мы должны рассмотреть три точки зрения, – сказала генерал Хассан. – Костры Красной среды отведут от нас прошлогоднее зло и укрепят успех будущих начинаний. Каким бы путем мы ни пошли, нас ждет успех. Иншалла.

– Иншалла, – ответили все разом.

Фатима решила, что пришло время высказаться.

– Прошу прощения, генерал, – сказала она, – но я считаю, важно сознавать возможность того, что Пентагон может не одолеть Госдепартамент достаточно скоро. Я работаю над тем, чтобы выяснить план атаки Тедеску, взломав постгипнотические команды в подсознании Рэйвен, заданные ее отцом.

Хассан внимательно посмотрела на нее.

– Как вы намерены добиться этого, майор Саид?

– Древняя стратегия: разделяй и властвуй.

– Поясните.

– Пограничные пациенты полны противоречий. Когда доктор Слэйд подверг Рэйвен гипнозу, он обращался к ней, а не к ее второй личности – сестре. Я намерена обойти его внушение, обратившись к внушаемой Никки, у которой истерическое расстройство. Если я смогу извлечь катрены Тедеску, мы сможем разгадать их и задействовать его спящие ячейки, чтобы привести в исполнение операцию «Зубы дракона».

Генерал немного помолчала и сказала:

– Можете действовать, одобряю.

После совещания Фатима прогуливалась по прохладным вечерним улицам, обдумывая предстоящие дела. Ей не следует ввязываться в политические дебаты с другими офицерами, вместо этого она подчинит себе Никки, а затем займется передачей оружия своему курьеру в Америке.

Той ночью, лежа в постели, она продумывала, как с помощью огненной церемонии помочь Рэйвен преодолеть фобию. После этого она сыграет на страхе высоты Никки и обойдет постгипнотический барьер Рэйвен. Довольная своими планами, она крепко заснула.

Под пение муэдзина она разбудила Рэйвен для утренней молитвы.

– Где все?

– На ногах с ранья, готовится Красная среда.

Она увидела, как глаза Рэйвен затуманились и расширились.

– Я не стану прыгать через огонь!

– Это поможет тебе победить страх. Будем праздновать со всеми. Сегодня никакой униформы. В этот праздник почти все наши воительницы надевают белые простыни или костюмы.

Она открыла сундук и достала свободный шелковый костюм, сшитый ее портным специально для Рэйвен. Красные, белые и синие полосы, цилиндр и белая борода. Наискось по пиджаку была вышита пламенеющая арабская вязь: «Американцы, горите в аду».

– Ты хочешь, чтобы я оделась дядей Сэмом?

– Ненадолго. Это часть церемонии.

– А потом?

– Когда мы сожжем прошлогодние неудачи и страхи, ты облачайся в белую простыню надежды на Новый год.

Она вывела Рэйвен на улицу и помахала рукой женщинам в масках, выкладывавшим мясные пироги и сладости на раскладные столы. Фатима почувствовала, как ей не хватало Ашрафа, пока она была в Афинах.

– Видишь, Рэйвен? Все счастливы на празднике Навруз.

Когда остальные увидели Рэйвен в костюме, они принялись плясать вокруг нее, напевая:

– Долой капитализм! Власть народу!

Кто-то махнул факелом в ее сторону.

– Горите в аду, америкосы!

У Рэйвен подкосились ноги, но Фатима подхватила ее.

– Идем, увидишь Хаджи Фируза.

Она указала на мужчину, одетого в красный бархат, с черным лицом, в конической красной шляпе, приплясывавшего вдоль по улице, напевая и стуча в тамбурин.

– Так, у вас тут мужчины не только портные, но еще и шуты, – сказала Рэйвен. – В прежние времена на праздничных представлениях комики красили лицо черным – это считалось смешным. Но теперь мы в Америке понимаем, что это расизм.

– Ты превратно судишь нас. Хаджи Фируз – это древний символический посланник, он несет хороший новость: зима ушла, весна пришла.