или тот или тот не поймёт. Да и неизвестно как харьковский парнишка отреагирует, а зачем его обижать-то, он же из наших – украинец, а не хохол. И вообще, если честно – права называться москвичём у парнишки этого куда больше чем у Саши, бывающего в Первопрестольной наездами один месяц в году.

Вместо анекдота Саша предпринял дипломатический ход – извинился, и отлучился в туалет, собираясь на обратном ходу спросить что-нибудь у охранника Тёмы, завязать как-бы коротенькую беседу, да и пересесть со своего промежуточного толмаческого места. Однако когда Саша вернулся, пересаживаться уже не потребовалось, потому что харьковчанин с импортным гражданином чуть ли не обнявшись уже шествовали за столик в зал – допивать, теперь ничуть не отягощённые языковым барьером. Алкоголь – он, знаете-ли, языковые, культурные и всякие прочие барьеры сметает как цунами, хотя бы потому что пьяные люди раскрепощаются и не комплексуют о своём костноязычии. За сладкой парочкой поспешала официантка Вика, неся на подносе четыре кружки пива и два коктейля «Б-52», кстати – весьма символично горящими.

Пол-девятого Саша заметил, что не может наскрести сил, чтобы заговорить с девушкой, присевшей рядом за стойкой бара. Девушка дождалась свой коктейль, с почти материнской жалостью посмотрела на немого Сашу, которому впору было вставлять в глаза спички, разочарованно похлопала коровьими ресницами, и, (как у молчаливых незнакомок и принято) дыша духами и туманами пересела за столик в зал.

Саша подумал что это – знак, что любому геройству есть предел, а тридцать минут ничего не решают, и решил было уже удалиться спать, но тут рядом присел совсем молоденький, но бойкий парнишка, представившийся студентом. Разговорились на удивление легко, выпили, и, как это обычно случается с людьми, которые никогда больше не встретятся, быстренько пересказали друг-другу события всей жизни до сего дня.

Когда студент, прощаясь, пожал Сашину руку, Саша расстроился потере нового знакомого лишь на секунду, но тут же обрадовался тому, что можно отправляться домой спать. Вернее – обрадовался бы, если бы на это были силы.

Повернулся на стуле, и собрался уже было дать природе последний и решительный бой, и, поборовшись с неумолимой гравитацией, добрести-таки до горизонтальной поверхности дивана, однако увидел странность в картинке. То-ли сознание как раз в этот момент качнулось в кристально-чистый мыслительный плюс, то-ли не качнулось само, а было туда вытолкнуто чувством потенциальной опасности, так или иначе Саша за секунду успел оценить что в увиденном неправильно: попрощавшийся студент пошёл не к выходу, и не в туалет, он уселся в зале за столик напротив чернявого усатого крепыша лет сорока пяти. Причём не поздоровался, не сделал паузы чтобы спросить разрешения присесть, просто уселся, наклонился чуть вперед, словно собирался секретничать, и, похоже, заговорил. Заговорил или нет – уверенности не было, потому что студент сидел к Саше спиной, однако крепыш явно слушал собеседника, временами согласно кивал слегка, а иногда несогласно вскидывал брови. А ещё, похоже, вставлял короткие реплики.

Что ж это получается? Значит, они пришли сюда вместе, а потом крепыш отправил студента говорить с Сашей, выведать что-то, а теперь доклад слушает? Саша передвинулся на один стул влево, поближе к охраннику Тёме.

– Тёма, видите тех двух, в середине зала, постарше и помоложе, который помоложе – только что тут со мной говорил. Это что, какое-то криминальное кидалово?

Тёма глянул в зал. Крепыша он тут неоднократно видел раньше, хотя конечно не знал, что Валерий Мурадович – сотрудник госбезопасности. Зато Тёма прекрасно знал Андрея, Веркиного ухажора, курсанта Академии ФСБ.

– Нет, Александр, – Тёма успокаивающе улыбнулся и отрицательно покачал головой. – это – уж точно не криминал.

Угу, вот как. Если «точно не криминал», значит, что-то криминалу прямо-противоположное. Держава. Госслужба. Вернее – спецслужба.

– А кто тогда? Милиция или контрразведка?

Тёма опять улыбнулся с видом сфинкса, и неопределённо пожал плечами.

«Ладно, Не хочешь говорить – не говори. Без тебя обойдёмся, конспиратор хренов.» – подумал Саша. – «Итак: милиция – вряд ли. Я в стране – один день, даже меньше. Не мог я успеть милиции не полюбиться в этот приезд, а если у них на меня зуб с прошлых приездов, меня или задержали бы прямо в Шереметьево – на въезде в страну, или же не успели бы найти до сих пор. Да и не милицейские методы. Кто я им, чтобы меня так серьёзно разрабатывать? Милиция бы ткнула "корочками" в нос, да и выспросила что хотела. Значит – не милиция. Соответственно, методом исключения – контрразведка. Я из-за границы приехал, вот они и… »

Тут галоп мыслей кончился. Вместо мыслей пришла обида. Там – американцы, для них Саша – потенциальный враг, русский офицер. А тут Саша был Дома. Здесь все были Свои. И Саша тут был – Свой. Здесь он был за спиной Своей армии, которая защищала Сашу от супостата внешнего. Здесь он был прикрыт Своей контрразведкой, которая должна была защитить его от той же чужой военной разведки, которая совсем недавно так нешуточно напугала. А они… Ну подошли бы, поговорили, расспросили… Зачем же так-то, как будто Саша – вражина какой?!

Саша поднялся, покачнулся, и быстро, чтобы не упасть, подошёл к столику, за которым сидели крепыш и студент. Хлопнул студента по плечу, наверно чуть сильнее чем требует дружеское приветствие, и без приглашения уселся с ним рядом, оттеснив к стенке. Со злобненькой ухмылкой в упор посмотрел на крепыша. Верней, попытался – получилось неочень, уж слишком обидно было.

– Так вы, значит, контрразведка? Там блин американцы пугают, а тут… да я же.. да я же…

Нужных слов не находилось.

«Надо же,» – успел подумать Саша. – «оказывается, "вместо слов – одни эмоции" – не только фигура речи, действительно бывает… » , и выпалил совершеннейшую инфантильную чушь: – … Да я же… наш!

Обидно было действительно почти до слёз. Обида, смешавшись со злостью образовали ту самую чёрную смесь, которую ощущаешь физически – ноющей болью в области солнечного сплетения. Дети от этой боли горько плачут, а взрослые – в хороший день дают кулаком в морду, а в плохой – хватаются за оружие.

Саша старательно переводил взгляд с крепыша на студента. Усатый крепыш глядел доброжелательно заинтересованно, но встретиться глазами (чтобы зыркнуть как следует) с ним почему-то не получалось, а вот фальшивый студент насупился, выжидательно глядя на усатика.

Краешком сознания оценив обстановку, Александр понял что со стороны крепыша ничего произойти не может – тот сидит слишком далеко, да и препятствие между ними. Зато студент инстинктивно старался отодвинуться подальше от психа, плюхнувшегося за