вот Верочка правильной мотивировкой поведения не озадачилась, захлопала ресницами, потом сделала страшные глаза, быстро-быстро закивала головой, демонстрируя что поняла молчаливый приказ не подходить, и юркнула обратно в подсобку.

«Вот на таких мелочах и сыплются операции.» – мысленно проговорил себе Зарипов прописную истину. – «Была бы сегодняшняя встреча не учебной, а боевой, вот этого конского размахивания головой вполне хватило бы, чтобы операцию провалить. Конечно, будь операция боевой, её бы обеспечивало гораздо больше сотрудников, и Верочку, как неподготовленного информатора просто удалили бы из игры, заставили бы например сказаться больной, или найти другой повод, да и катиться отсюда куда подальше. Однако всё равно – недоработочка!»

– Если отбросить ощущения и включить логику, – тем временем продолжил Андрей. – я не вижу другой причины для лжи, кроме как повысить свою значимость. Похвастаться случайному встречному. Просто не мог он рассчитывать что наскочит тут на кого-то, кого его рассказы заинтересуют с… с профессиональной точки зрения. Ну, а если похвастаться – так он и не хвастался, наоборот, сказал что РУМО его испугало до полусмерти.

– Про то, что РУМО его испугало, ты в первом докладе упустил.

– Виноват, Валерий Мурадович.

– Далее, – продолжил Зарипов. – исключение возможности подставки – преждевременное. Противник теоретически легко мог его подставить Верочке. То, что ты работаешь в органах, и то, что вы дружите – не секрет для многих. Для очень многих. Далее, опять же чисто теоретически исключать возможность банального хвастовства тоже нельзя. Даже с учётом испуга перед РУМО значимость рассказчика повышается. А в общем и целом – молодец, Андрей. В условиях ограничения времени анализ – на отлично. А в деталях проанализируем завтра, чтобы было время подумать. Всё, отдыхай, Андрюша, занятие можно считать… Нет, погоди. Не оборачивайся – объект в нашу сторону движется, готовься знакомить с… папой. Что-то лицо у него больно недружелюбное… Нехорошее лицо.

Колюня распрощался с Александром около семи часов, пообещав встречаться до конца Сашиного отпуска хоть каждый день, не считая встречи однокурсников, которую Петя Ступаков – известный заводила и организатор культ-массовых мероприятий, уже практически подготовил. Саша пересел за стойку бара, решив любой ценой додержаться до девяти часов вечера, и только потом отправляться просыпать часовые пояса. Пофлиртовал с барменшами, познакомился с присевшим рядом дядечкой, вернее – дедушкой.

Дедушка был весь в джинсе, с отсверкивающей лысиной, пониже которой сзади свисал хвостик седых волос, и потому производил странное, какое-то гейско-тинейджерское впечатление. Однако собеседником оказался интересным, и Саша в очередной раз убедился, что большинство первых впечатлений оказывается совершенно ошибочным.

– Фёдор Мордехаевич. – представился дедушка, и застенчиво глянул на нового знакомца, будто это он сам придумал такое сочетание, и опасался, не звучит ли оно нелепой безвкусицей.

Узнав, о нынешнем Сашином месте жительства, дедушка Мордехаевич как-то суетливо оживился, залпом вылил в себя содержимое мартинки, и, сочно хрустя маринованной луковкой, (которую он загодя потребовал бросить в мартини вместо оливки) сказал:

– Вот Вы, милостивый государь, живёте, так сказать, в стране победившей демократии, и, смею предположить, не чужды демократическим ценностям?

«Ну вот,» – подумалось Саше. – «наверняка из тех недовольных… или как их там? Несогласных что-ли?»

Недолюбливал Саша этих супчиков, на новоязе андеграундовского Интернета именуемых «либерастами». Бузят, видети-ли, забавляют себя то защитой проворовавшегося олигарха, усердно называя его «узника совести», то митингуют вместе с шахматным «долгоиграющим проигрывателем», старательно выкрикивая лозунги в камеры репортёров, причём в большинстве случаев – по-английски. С одной стороны – вроде бы и пусть себе, а с другой… Ведь не за идею бьются, а за власть. Вон, на Украине доигрались уже. И в Грузии доигрались. Озадачит какой-нибудь супостат своих специалистов по психологическим операциям, потом вбросит деньжат вот в таких вот горластых «борцов с произволом», и нате вам – или оранжевая республика с покалеченной экономикой. Ну, или гражданская война – кому как повезёт. По-этому Саша с деланно-скучаюшим видом подпер щёку, и не взирая на почтенный возраст собеседника, не очень-то учтиво бросил:

– Ну?

– Вот и зря! – победоносно выпалил дедушка Мордехаевич. – Демократия – это обманка, золото для дураков, более того скажу: даже не для дураков, а для конской, простите, задницы. Вы, почтеннейший, знаете такое понятие: «Макиавеллиевский кентавр»?

Книгу Николы Макиавелли «Государь» Саша если, если честно, не читал. Давненько собирался, но вот как-то случая не представилось. Но о кентавре этом слышал откуда-то. По-этому именно так осторожненько и ответил:

– Слышал…

– Макиавеллиевский кентавр, сударь мой, – профессорским тоном начал Фёдор Мордехаевич, аж надувшись от того, что нашёл благодарного слушателя. – это основа, а вернее – это сущность любой власти. В особенности – сущность власти государственной. Всякая власть держится на силе, в нашем случае это торс кентавра, и на соглассии, это у нас будет лошадиная, пардон, попа. Так вот, демократия – это иллюзия участия в делах государства, удерживающая филейную часть этого кентавра от излишнего взбрыкивания. Поборникам демократии я обычно задаю три вопроса. Во-первых, верите ли вы что безработный бомж и профессор экономики должны принимать равное участие в решении судьбы государства?

Саша в общем-то в это не верил. Не то чтобы он вообще много задумывался о таких глобальных вещах в последнее время. Даже если и придумать правильное решение для глобального вопроса – что потом с таким решением делать-то? Куда его себе засунуть? Изложить на бумажке, и ломиться в приёмную президента, к Папе Римскому, или в ООН? По-любому дальше секретарши не пройдёшь, и услышишь что-нибудь типа: «Больше не приходите и не звоните, мы вам сами позвоним.» Но антидемократический дедушка, больше похожий теперь не на престарелого тинейджера, а на дореволюционного адвоката в момент обличительной речи, ответа и не ждал.

– Во-вторых, отдаёте-ли вы себе отчёт, милостивые государи и государыни, в том прискорбном факте, что в нашем обществе вышеупомянутых безработных бомжей неизмеримо больше, чем профессоров экономики? И наконец… – Мордехаевич победоносно и строго глядел то на Сашу, то на барменшу по другую сторону стойки. – Почему во время предвыборных компаний кандидаты не рассказывают нам о своих программах, а просто призывают голосовать за себя? И выигрывает обычно тот, кто получает больше эфирного времени для помывания мозгов. Да что там промывания, для откровенного гипнотизирования электората! А? Вот то-то! А я, знаете-ли, демократию не люблю, и даже, с Вашего позволения, её презираю! Я, батенька, монархист, да-да, мо-нар-хист!

Последнее слово крепкий старикан произнёс по слогам, да ещё с таким наполеновским видом, что Саша удивился, чего-это тот руку за лацкан своей куцей джинсовой курточки не заложил. Да и сам Александр даже как-бы и взбодрился от столь пламенной речи. Хотел