Госпожа Ди сидела в соседнем кресле, неспешно поддерживала беседу, немного склонив голову к левому плечу. Молчан понимал, что это привычная попытка приуменьшить рост, не стать выше собеседника, вполне уместная и удачная при разговоре стоя. Джейн Ди не кокетничала, не старалась специально привлечь к себе внимание, но там, в кресле, выглядела так беззащитно, так... нежно, что ли...

Андрей сам не понял, как оказался на коленях перед женой Джона Ди, как уткнул лицо в её юбку, не ведал, что говорил тихим срывающимся голосом...

— Так нечестно, — шептала Джейн Ди, расстёгивая дрожащими руками крючки на пурпуэне Андрея. — Нечестно... Почему ты раздеваешь меня, а сам... Хочешь, раздену тебя?

«Акройд, — подумал вдруг Молчан. — Вдруг войдёт — что тогда делать?»

Но, найдя губами губы Джейн, перестал размышлять о таких глупостях.

Но это был единственный раз, когда госпожа Ди допустила Андрея к своему телу.

Глаза Джейн всё так же вспыхивали, когда она видела Молчана, появляющегося в доме доктора Ди; она, едва муж закрывал за собой дверь, кидалась на шею своего скифа, подставляя пухлые чувственные губы под ожидаемый поцелуй, вздыхала нежно, влекуще. Но, едва Молчан начинал воспламеняться, словно выстраивала между ними незримую стену.

Андрею же хотелось взаимности. Ну не насильник же он, в конце концов.

Больше времени проводя с госпожой Ди, Андрей яснее понимал, с какой необычной особой ему довелось познакомиться. Не то чтобы Джейн Ди оказалась холодна и бесчувственна. Просто близость с мужчиной стала для неё одним из способов познания мира, не более того. Мы же испытываем удовольствие от наблюдения за красивой бабочкой, чтения интересной книги, не правда ли?

Но перечитывать большинство книг — так скучно: всё уже известно, и главный герой всё равно женится на главной героине, а злодей примет смерть от топора палача. Джейн Ди неинтересно было испытывать чувства и эмоции, уже пережитые ранее.

Андрей Остафьев был интересен Джейн Ди как источник информации, не более того.

И слава Богу, что московит вовремя понял это: не хватало только наделать глупостей от неразделённой любви.

А получение информации — процесс обоюдный, не так ли, сударыня? В конце концов, Молчана приставили к почтенному доктору именно для того, чтобы знать о нём всё. Поэтому Френсис Уолсингем требовал от нового сотрудника подробностей и деталей, даже самых незначительных. Видимо, важное дело задумывалось, и осечки с выбором кандидата быть не могло.

— Ты здесь уже пять недель, мой скиф, — шептала Джейн через поцелуи. — Не привык ли ко мне, не мечтаешь ли уже о другой? Не бросишь ли меня?

— Не покину, моя госпожа. Скоро доктору Ди придётся, по приказу её величества, собираться в дальнюю дорогу, и не только вам придётся его сопровождать, но и вашему покорному слуге.

— Только слуге?

— Вашему рабу, сударыня!

Как легко лгать женщине, когда её не любишь! И совсем не совестно отчего-то...

Вернувшись в сумерки домой, доктор Ди застал в библиотеке идиллическую картину. Его жена и соглядатай Уолсингема сидели в креслах, уже затеплив свечи, и читали.

— Что за вкус, сударыня, — поморщился доктор Ди, заметив в руках у жены «Мандрагору» Макиавелли. — Эта книга — не более чем пример, как отдыхает разум великих! Отвлекаясь от политики и интриг, синьор Никколо развлекал себя любовными играми...

— Хотите сказать, что для очищения от одной грязи необходимо выпачкаться в другой?

— Сэр Эндрю, вы кладезь парадоксов! Вслушайтесь, сударыня, вот пример настоящего христианского мировоззрения! Да-да! Ибо в любви нет иного, чем грязь! Светлые чувства — они только в семье, когда между супругами не похоть, но только долг!

Сэр Эндрю и госпожа Джейн с готовностью согласились с мнением доктора.

После чего Молчан, отложив «Элегии» Овидия (без латыни в Европе никуда), вежливо откланялся.

Но отправился не к Уолсингему, где письменный доклад и непременная личная беседа ожидались не раньше чем через неделю, а в таверну неподалёку, на Тернмилл-лейн, если быть точнее, в заведение под названием «Благочестивая Марта», со старой закопчённой вывеской и неброским фасадом.

В самый приличный бордель этого района.

Ну не может молодой здоровый мужчина без женщины так долго, вот вам правда жизни, госпожа Джейн Ди! Особенно — мужчина, которому шепчут множество ласковых слов, к которому прижимаются так тесно, словно и нет между телами одежд, а вскоре отпускают, одарив на прощание коротким небрежным поцелуем.

Андрей обязан следить за своим душевным спокойствием (работа!), вот и нашёл вполне разумный, с его точки зрения, выход.

Благочестивая Марта, хозяйка этого достойного заведения, всегда была рада таким посетителям, как Андрей, тихим и честно расплачивающимся по счетам. Заметив предпочтения молодого человека, Марта стала интересоваться, когда в следующий раз ожидать дорогого гостя, и придерживала для него одну и ту же девушку. На всю ночь, разумеется, и по особой цене, конечно — кто сказал, что гостеприимство не стоит денег?

Этим вечером Анарда, как и было условлено заранее, ждала прихода Молчана.

— Та женщина снова с тобой не осталась? — спросила она, открыв на стук дверь в свою комнату.

— Снова, — не стал спорить Молчан, снимая перевязь со шпагой и вешая её на настенный крюк.

Туда же отправилась и шляпа.

— Ты не выглядишь огорчённым...

— Страсть можно регулировать разумом, — проговорил Молчан, скидывая с помощью Анарды сапоги для верховой езды, удобные и для пешего передвижения по грязным улицам Лондона. — Главное — не потерять его. А Джейн... Она напоминает мне Химеру, описанную греческими и римскими авторами. Ты слышала о ней?

— Нет.

— Дикая коза, змея и львица. Можешь представить себе зверя, совмещающего в себе черты этих существ?

— Н-н-ет, наверное...

— Да, это очень сложно, признаю. Вот и стала Химера образом всего невозможного, меняющегося... Так и Джейн — то любящая и покорная, то чужая и далёкая...

— Может, она ждёт от тебя большего? Чтобы не скрывать больше любви, к примеру? Для тебя же служба важнее, чем она, не так разве?

Молчану нравилась Анарда. Уроженка одной из южных стран, Испании или Италии, невысокая, с глазами-оливами, налитым упругим телом, она разжигала желание уже одним своим присутствием.

Ещё больше она привлекала московита умом — жёстким и безжалостным. Мужским, как тогда считалось.

— Может, и ждёт. Но знаешь, что писал о Химере Вергилий? Что она сжигает своим дыханием любого, кто осмелится к ней приблизиться А мне ещё рано погибать.

— Почему же — рано?