Глядя на них, я поймала себя на том, что, кроме моей матери, я не прилагала ни малейших усилий, чтобы поддерживать связь с кем-либо из более дальних родственников. Да что там! Я почти не видела своего брата или его семью. Плюс еще несколько двоюродных братьев и сестер были разбросаны по стране. Но я не общалась ни с кем. При этой мысли мне даже стало немного неловко.

Чья это вина, моя или Уэса? Я не горела желанием углубляться в прошлое наших отношений. Чутье подсказывало мне, что если бы я это сделала, я бы прозрела. И увидела бы вещи такими, какими они были. Но тут ко мне подошел Синклер, и я отогнала мрачные мысли об Уэсе.

– Это заняло больше времени, чем я думал.

Он отряхнул руки и прислонился к стене. Нас разделяли всего несколько дюймов. Причем его это совсем не напрягало, как будто мы всегда стояли так близко. Как будто между нами не было моего мужа, моих унижений, страхов и стыда.

– Теперь я проникся новым уважением к моей сестре, – сказал он.

– Я тоже. – Я оттолкнулась от стены. – Все готово?

Синклер кивнул и вытащил ключи. Я схватила сумочку, и мы направились к входной двери, я впереди, Синклер позади меня.

– Нет, нет, нет. Эй, куда, вы двое, идете?

Мы с ним как по команде обернулись. Высоко держа над головой пиццу, Барбара пробиралась сквозь толпу. Диктаторша ушла, ее сменил другой, куда более веселый человек.

– Вы двое должны остаться! – Когда мы ничего не сказали, она схватила меня за руку и помахала ею взад-вперед. – Останься. Будет весело.

Мы с Синклером переглянулись.

– Ты не против? – спросила я.

Синклер изумленно посмотрел на меня. Согласна, субботний вечер на вечеринке в обществе посторонних людей не стоял в верхней части списка моих дел, но это было лучше, нежели вернуться домой к холодному чудовищу, которое, вместо того чтобы бережно хранить хорошие воспоминания, хранило все резкие слова, которые мы с Уэсом швыряли друг в друга.

Возможно, мои сомнения были написаны на моем лице, потому что Синклер слегка кивнул мне и улыбнулся Барбаре.

– С удовольствием.

– Отлично, отлично! – воскликнула она и ушла, что-то крича кому-то в другом конце комнаты.

Синклер наклонил голову и прошептал мне на ухо:

– Ты действительно хочешь остаться или сказала это просто из вежливости?

Не отрывая глаз от людей, я тяжело сглотнула.

– В принципе, мне здесь нравится. – Я посмотрела на него краем глаза и поймала на себе его пристальный взгляд. – Если у тебя уже нет планов на вечер.

Он продолжал сверлить меня глазами.

– У меня нет планов. А у тебя?

Уэс сказал, что задержится на работе. В последнее время его офис в большей степени был его домом, чем тот, в котором он жил со мной. Я отвернулась.

– Нет. Никаких планов.

Скучать, а уж тем более думать об осаждавших меня проблемах, было некогда. Семья Барбары оказалась на редкость общительной. На вечеринку продолжали прибывать гости, и мы из-за нашего стола в углу наблюдали за всеми. Напитки лились рекой, звучали тосты, раздавался смех. Всеобщее веселье было заразительным.

Я допила свою четвертую чашку фруктового пунша, хотя, если честно, с удовольствием пропустила бы что-нибудь покрепче.

– Можно ли опьянеть от фруктового пунша? – задумалась я вслух.

– Если под опьянением ты имеешь в виду высокий уровень сахара, то да.

Я взглянула на Синклера и улыбнулась.

– Этот вечер не так уж и плох, как я думала.

Синклер обвел глазами людей вокруг нас.

– Он был бы еще лучше, если бы мы перестали прятаться в углу.

– В этом разница между тобой и мной: я обычно сижу в углу, а ты любитель поговорить со всеми. – Я слегка толкнула его руку. – Тебе ведь скучно сидеть здесь рядом со мной, я права?

Озорной блеск моментально исчез из его глаз. Взгляд сделался пронзительным, и мне пришлось бороться с желанием отвести глаза.

– Нисколько, – хрипло произнес он. – Мне нравится быть с тобой.

Мое сердце с жадностью схватило его слова, хотя и не имело на это права. Но Синклеру это удалось. Он заставил меня хотеть то, на что мне не полагалось смотреть даже одним глазком.

Я прочистила горло и оглянулась на смеющихся людей. Громко скрипнув стулом, Синклер встал и, возвышаясь надо мной, протянул мне руку.

– Не хочешь? – Он кивнул в сторону танцующих.

Я, конечно, люблю повеселиться, но вертеть попой на глазах у посторонних людей – это не по моей части. Я покачала головой.

– Мне хорошо и так.

– Что-то подсказывает мне, что тебе будет хорошо везде, но давай, будет весело.

Синклер произнес это с легкой улыбкой. Он не догадывался, что его слова поразили меня прямо в сердце.

– Давай, – повторил он. – Тебе не помешает расслабиться.

Я кивнула и, поборов смущение, взяла его руку. Песня была из восьмидесятых годов, я смутно помнила, как мама слушала ее, когда я была маленькой. На нас никто даже не взглянул. Все были заперты в собственном времени, заново переживая свои счастливые дни. Их энергия была заразительной, я невольно улыбнулась.

Однако я все еще колебалась и скованно раскачивалась из стороны в сторону.

Синклер наклонил голову.

– Ты не производишь впечатление человека, который стесняется танцевать.

– Дело не в том, что я не хочу танцевать. А в том, что нас окружают посторонние люди.

Он вопросительно приподнял бровь.

– И ты знаешь… – Я помахала рукой. – Это как-то неловко.

– А вот и нет. То, что это посторонние люди, – главный стимул, чтобы потанцевать.

Я улыбнулась. Синклер был прав.

– Думаешь, что выглядишь идиоткой? Ну и что такого? Ты больше никогда не увидишь этих людей.

– Кроме тебя, – заметила я.

– Кроме меня, – согласился он с лукавой искоркой в глазах. Он протянул руку, и мои ладони утонули в его ладонях. – И обещаю: я буду безжалостно тебя дразнить.

Наши руки – единственные части тела, которые соприкасались, но между нами как будто возник электрический заряд. Высоко подняв их, Синклер замахал ими из стороны в сторону. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру.

Затем он закружил меня. Моя юбка колоколом крутилась вместе со мной, мое лицо сияло улыбкой. Я не могла вспомнить, когда в последний раз мне было так весело.

Прозвучали две песни, затем три. У меня уже заболели ноги. И все же мы продолжали танцевать, веселясь в нашем маленьком мирке. Когда мы закончили, мои щеки пылали румянцем.