Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В такой атмосфере и возникло практическое учение, которое восстанавливало связь между духовной жизнью, убеждениями и опытом и которое заявляло серьезную и ясную альтернативу духовному вакууму и растерянности римского мира, — более разительный контраст трудно вообразить. Хотя христианство предлагало спасение через внутреннюю работу души, Иисус также наставлял своих учеников подавать милостыню нищим, оказывать честь угнетенным и молиться за врагов. Новая вера обладала огромной притягательной силой и для духовных наследников Сократа, живущих в эпоху нравственного смятения, и для римского простонародья. ощущавшего нехватку значимого религиозного опыта. Помимо прочего христианство также предлагало поддержку в виде сплоченного сообщества родственно мыслящих людей. И если городские ремесленные слои в империи были особенно отделены от правящей элиты в силу своего негражданского статуса, то церковь несла иную, духовную империю, членство в которой принадлежало им по праву.
Павел, великий строитель христианской церкви, не знал Иисуса при жизни и не мог опереться на письменные «благовествования», которые стали впервые появляться только после его собственной смерти. Тем не менее подобно многим, пошедшим по его стопам. Павел свято верил, что делает Божье дело и что его помыслами и поступками водит рука Всевышнего. По этой причине он без стеснения проповедовал собственные идеи о христианской церкви и ее доктрине, даже если те впрямую не выводились из слов Христа, а главенствующей среди них было видение христианства как объединенной вселенской церкви. Это имело два непосредственных следствия: во–первых, принятие в лоно церкви неевреев — чему немало христиан активно сопротивлялись — и, во–вто- рых, создание единой общины с универсальным учением. Хотя не существовало видимых препятствий тому, чтобы группы христиан практиковали религию каждая по–своему, бескомпромиссный Павел считал это недопустимым. Церковь являлась мистическим телом Христа, которому была дарована Божественная власть, а значит, она должна оставаться неделимой. Павел настаивал, что именно в вере, а не в мирском могуществе, положении или поступках, лежит корень спасения и что именно через веру христианин способен обрести благодать Бога и стать одним из его избранников. Он также считал, что вера в воскресение Христа и вера в воскрешение всего человечества в Судный день — еще одна вещь, которую с трудом могли бы принять потенциальные обращенные и ранние христиане, — являются абсолютным условием христианского вероисповедания. Он же впервые написал о природе Христа — одновременно божественной и человеческой, природе Сына Божия и частицы Бога, — положив начало спорам, которые столетиями будут занимать христианский мир.
Противоречивость в учениях Павла начинала проявляться тогда, когда он пытался остаться верным одновременно иудаизму и христианству. Все христиане считались равными перед Богом—рабы и состоятельные граждане молились, женщины ничем не уступали мужчинам. Как следует из евангелий, Иисус относился к женщинам с уважением и вниманием, и самые первые христиане следовали его примеру. В обществе — и эллинистическом, и римском — женщины также занимали не самое низкое положение: они становились воглаве домохозяйства после смерти мужа, они были представлены почти во всех известных профессиях — выступали в суде, врачевали, учительствовали. У ранних христиан женщины также нередко становились священницами, проповедницами, пророчицами. Несмотря на это, Павел, следуя еврейской традиции, пишетв своих посланиях, что женщины были созданы для мужчин, что в храме им следует хранить молчание и что в любое время они должны быть скромны и тихи. Сексуальные отношения были непростой темой: Павел утверждал, что церковь должна принять необходимость в продолжении рода, однако чувственные помыслы, похоть, блуд и вообще «бремя плоти» возбуждают порочные мысли, а потому заслуживают наказания. В конечном счете отголоском этого авторитетного мнения стало очернение женщин как источника соблазна для мужчин (с неизменной ссылкой на пример Евы–искусительницы), а также рождение и распространение учения о непорочном зачатии Девы Марии. Брак был необходимостью, однако идеалом оставалось целомудрие.
Приверженность Павла идее единой церкви сказывалась в том, с каким беспощадным гневом он обрушивался на всякого отступившего от правил — еретические мысли или поступки, сколь‑нибудь противоречащие его предписаниям, грозили провинившимся отречением от церкви и вечным проклятием. Но в то же самое время Павел неустанно проповедовал практическое милосердие, помощь больным и неимущим, и повторял, что материальные лишения суть источник духовного обогащения.
Со всеми его противоречиями, гневом, смирением, энергией, верой, самонадеянностью, непререкаемостью, преданностью Павел учредил образец христианской церкви и ее вероучения. Будучи образованным евреем и жителем грекоримского мира, он вложил в христианство уникальное сочетание греческого рассудочного универсализма и ветхозаветного нравственного рвения. Влияние иудаизма на его убеждения, а следовательно и на церковь, было значительным. Как и евреи, первые христиане ощущали себя членами целого, которое зиждилось не в принадлежности к какому- либо месту, а в общности верований. Еврейское писание повествует о народе, который смог сберечь себя в изгнании, в долгих странствиях и во время преследований. На протяжении большей части своей истории он существовал обособленно от угнетателей и от окружающей природы, ведомый по жизни бестелесным идеалом родины. Такая обособленность изъясняется еще в рассказе о сотворении мира: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему (и) по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт 1:26). Представление о человечестве как исключительно привилегированном создании — сотворенном Богом по своему образу и наделенном властью над всеми прочими — было отличительно иудаистской идеей, которая прекрасно сочеталась с выпестованной греческими философами идеей уникальной человеческой рациональности; приноровив к своему пониманию эти две идеи, христиане шагнули дальше и объявили, что Бог послал людям Своего Сына в человеческом обличии. Если в большинстве других религий — египетской, кельтской, германской, греческой, персидской, индуистской — божества были вплетены в ткань природы, время от времени принимая вид быков, лебедей, орлов, баранов, слонов и коней, то христианство безусловно исходило из предпосылки, что люди являются не только венцом природы, но и косвенной причиной ее существования.
Вскоре после смерти Павла начали появляться анонимные сочинения, повествующие о жизни Иисуса, и к началу II века уже установился основной корпус христианских священных писаний: четыре Евангелия, Деяния и Послания, все на греческом языке. Христианская община обрела в этих писаниях новую почву для самоопределения и укрепления веры, однако мир вовне остался враждебным к ее словам. Как только стало окончательно ясно, что христианство — это не еще одновнутреннее ответвление иудаизма, оно было объявлено Римом вне закона. Христианам запрещалось собираться, и любой из них, будучи допрошен, был обязан отречься от своей веры. На следующие 250 лет христиане стали объектом постоянных притеснений, время от времени перераставших в жестокие гонения. Священников и епископов обрекали на казнь вместе со многими членами их паствы. Иисус когда–то предсказал преследование своим ученикам, однако он никогда не звал других становиться мучениками в свое имя: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф 10:23); также и Павел посчитал за лучшее бежать из Дамаска, нежели встретить свою смерть. Тем не менее некоторые вожди церкви начали отстаивать мученичество как способ постижения опыта Иисуса и прославления его имени. Публичные казни лишь сильнее цементировали веру внутри христианской общины и пробуждали любопытство и восхищение у язычников, наблюдавших за всем со стороны. Для христиан же несколько часов пытки были ничем в сравнении с будущим вечным проклятием — отречению от веры они предпочитали долгую мучительную смерть. Однако не примитивный страх был причиной их необычайного мужества. Во–первых, они верили, что своими страданиями заслуживают любовь, которую даровал им Бог, а, во–вторых, их поступок отзывался эхом древнего представления греков о благой смерти, являлся его новым историческим воплощением. Греки первыми шли воевать и были готовы умереть за принципы или идеалы. Принимая смерть за веру, ранние христиане помимо всего прочего демонстрировали эллинистические корни своей религии.