Более глубокое усвоение римской культуры можно видеть на территории Галлии, где римское заселение происходило гораздо интенсивнее. К моменту вторжения войск Цезаря серьезное присутствие Рима в Галлии продолжалось уже больше столетия. Тот факт, что ее южные области были римскими провинциями, а также торговые отношения, поддерживаемые по речным маршрутам Роны, Луары, Ода и Гкронны, изрядно способствовали тому, чтобы сделать римскую культуру и римские товары доступными для галлов. После покорения Галлия была разделена по племенному принципу, а дороги связали ее центр Лугдунум (Лион) с Булонью на севере, атлантическим побережьем на западе. Кельном и Рейнской областью на северо–востоке. Римляне построили муниципии и цивитас в центре каждой племенной территории, выросший объем торговли привел к возникновению новых портов вдоль рек и океанского побережья. Гкллия стала стартовой площадкой как для вторжения в Британию и Германию, так и для установления с ними торговых отношений, и теперь в ее торговой и транспортной системе постоянно циркулировало огромное количество товаров.

Все западные провинции снабжали Рим металлами, пушниной, шерстяными тканями и зерном, а также солдатами и рабами. Поставки живой силы в армию шли со всех уголков империи, рабы же либо трудились в родных провинциях, либо перевозились на юг, чтобы удовлетворить ненасытный аппетит Рима. Рабов использовали в качестве чернорабочих, строителей, в сельском хозяйстве и в домашнем услужении. По сохранившимся свидетельствам можно сделать вывод, что в серебряных копях испанской Картахены были заняты порядка 40 тысяч рабов, а на открытом рынке (составлявшем лишь незначительную долю от общеимперского объема работорговли) ежегодно продавали до 250 тысяч человек; согласно Страбону, через невольничий рынок в Делосе ежедневно проходили 10 тысяч единиц живого товара.

Мой краткий очерк способен лишь намекнуть на всю сложность, которая характеризовала взаимодействие между римской культурой и коренными культурами Запада. Оккупация принесла с собой городское строительство, новые технологии и великолепную архитектуру а также предметы роскоши и крупномасштабную систему социальной организации. Местным жителям была предоставлена определенная степень автономии, и, по крайней мере, некоторые из них переняли римские привычки и усвоили внешние проявления римской культуры. Однако в общем и целом оккупация была оккупацией, а не вторжением с последующим заселением. Административная система, несмотря на всю свою гуманность, поддерживалась силой оружия. Когда богатый король иценов Прасутаг умер в 59 году н. э., половина его королевства отошла по завещанию Риму, а другая половина была поделена между двумя дочерьми. Подробности не вполне ясны, но последующий полный захват королевства иценов очевидно состоялся вразрез с договоренностями между империей и местными вождями и, возможно, включал в себя унижение королевских дочерей и насильственное принуждение к браку. Вдова Прасутага Боудикка возглавила восстание, которое было подавлено римскими войсками. Подобные восстания не были частыми, однако сам их факт демонстрирует, что терпимость к местным обычаям соблюдалась лишь тогда, когда они не нарушали римских интересов. На туземные культы также смотрели сквозь пальцы лишь до тех пор, пока они не становились символом сопротивления. Друидические сообщества на Англси были уничтожены, а их священные места и рощи осквернены; точно так же целенаправленно вырубались священные леса в Гкллии и других областях.

По–настоящему обоюдная трансформация римской и западных культур проявилась в IV веке н. э., когда имперская оккупация подошла к концу. Исчезновение римского протектората породило интересную ситуацию, очень далекую от той упрощенной картины торжества хаоса, которая известна нам из традиции. Для Рима как политического образования была свойственна одновременно открытость и закрытость. Доступ к высшим властным позициям строго охранялся, но отличившихся чужаков (не–римлян и не–патрициев) иногда приглашали войти в сенат, звали на консульское или даже императорское место; римский закон был единообразен и непреклонен, но его принятие открыто обсуждалось и он проводился в жизнь местными властями; римское войско было одновременно стражем и воплощением чужого и далекого государства, но солдаты в него набирались со всех уголков империи.

Орды варваров, которые ломились в ворота империи, прежде чем снести их и заполонить все вокруг, на самом деле во многом состояли из бывших торговых партнеров, союзников, наемников и вербовщиков, работавших на римское государство. Ко времени исчезновения Западной Римской империи в конце IV века на службе у императора было больше готских воинов, чем римских легионеров. На севере Англии согласованное вторжение саксов, пиктов и скоттов в 367 году н. э. отразили, но местные земледельцы–воины сумели захватить римские крепости Адрианова вала. Племенам приграничья позволялась, или присваивалась ими фактически, большая автономия, они формировали государства, связанные с Римом договорными отношениями, а из числа скоттов и атекоттов, которые номинально считались врагами Рима, набирались полки, служившие в армии императора Гонория (395-423 годы). Восточное побережье Англии было уязвимо для набегов с севера и из‑за Северного моря, однако римские власти приглашали саксов селиться на территории восточного Йоркшира, награждая их за военную службу земельными наделами и таким образом обращая врагов империи в ее защитников.

Из сказанного видно, что римское отступление должно было быть неоднозначным процессом, по–разному сказавшимся на разных областях. Очевидно, что в Британии римская культура после отступления не сохранилась и что на территории бывшей мирной зоны культура германцев–саксов быстро стала доминирующей. На территории милитаризованной зоны и непокоренной части Шотландии, Уэльса и Корнуолла мощная атлантическая культура бронзового и железного веков, не поддавшаяся римскому влиянию, устояла и перед влиянием саксонским. Почему же обитатели юго–вос- тока Британии столь легко расстались со своим римским прошлым и с такой видимой готовностью приняли новые саксонские обычаи? Почему латинский язык, каменное строительство, римская система законов и физические следы империи исчезли практически без следа?

Мы можем только предполагать, что римская культура оставалась чуждой для населения Британских островов, северной и западной Галлии, Иберии, западной Германии и других мест, переживших оккупацию, а затем стремительно «де–романизировавшихся». Система римских городов была искусственно навязанной и поддерживалась гражданскими и военными ассигнованиями, исходившими из Рима. Эти города не были естественной формой поселений, возникшей из нужды в торговле, ремеслах, совещательных собраниях и совместной самозащите — они являлись узлами организующего механизма, предназначенного охранять оккупационный режим и отправлять потребности империи. Когда войска и чиновники ушли, смысл существования городов исчез вместе с ними.

Несмотря на все заигрывание с элитами покоренных стран, попытки их ассимиляции, римская культура в Западной империи, по–видимому, не сумела проникнуть в жизнь простых людей. Одной из причин этого, помимо естественной разницы в культурном мировосприятии между Средиземноморьем и атлантическим западом, возможно, послужил ее патрицианский характер. Народ Рима, с его домашними божествами и семейными обрядами, безусловно имел собственное культурное лицо; однако его особенности оказались погребены под напластованиями культуры, которая частично была позаимствована у эллинистического мира, а частично специально сконструирована римским правящим классом. Если классическая греческая культура зарождалась в гуще противоречий афинской жизни в V веке до н. э., то культура августовской эпохи была гораздо более спланированной и продуманной, попыткой даровать Риму собственную «классику». Получившееся в результате не имело реальных корней в опыте римского народа и потому не смогло всерьез от разиться на быте простых людей Запада. Пока вожди учились латыни и заказывали мозаики, народ смирялся с римскими обычаями лишь постольку, поскольку был вынужден — когда нужда прошла, он быстро вычеркнул их из своей памяти.