Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эту легенду я знала. Однажды. Великая Мать решила отправиться в нижние земли, где обитают духи ночи, чтобы возродить их к жизни. Возлегла она на свое ложе и строго-настрого повелела Аннану не прикасаться к ней, пока она сама не проснется. Но долгими показались Серебрянорогому дни без жены. Посмотрел он на нее раз другой, да не утерпел. И от этой связи зародилась в мужчинах страсть и похоть. А Иинат, очнувшись раньше времени, потеряла в нижнем мире свое отражение – частичку себя. Теперь каждый год она должна возвращаться на ту сторону, чтобы отыскать тот осколок. Аннана же она допускает в свои покои лишь один раз в месяц, тогда на один день с небосвода исчезает лунная колесница. Этот день почитается священным для обоих богов.
***
Домой я вернулась больше чем через месяц. Последнюю ночь в старом храме Великой Матери я снова провела без сна. За окном моей маленькой кельи бушевала одна из страшных летних гроз и первая, принесшая столь желанную влагу изнывающей от засухи земле. Это был хороший знак. Всеблагая благословляла меня, отпуская из храма.
Знания о том, что мне предстоит совершить, лежали на моих хрупких плечах тяжким грузом. Получив наставления Иинат, мне надлежало теперь совершить целый ряд ритуалов в тайном храме Аннана, чтобы получить двойственность природы и смочь претендовать на право унаследовать власть.
Нет, я была далеко не первой женщиной, проходившей через такие ритуалы. Чтобы иметь право носить оружие и называться воином, некоторые девушки проходили тем же путем. Но это было скорее исключение, чем правило.
Мое возвращение домой было явным и праздничным. Отец прислал паланкин и отряд стражи. Теперь, в дневном свете, я снова могла увидеть город: низенький, полный маленьких домиков, сделанных из соломы пополам с глиной, чьи крыши плотными рядами смыкались одна к одной. На неказистых заборчиках сидели какие-то птицы, немного напоминавшие голубей, а по дорогам бродили тощие драные собаки. Горожане, завидев мою охрану, падали прямо в дорожную пыль, роняя то, что было в руках. И только вездесущие мальчишки, смуглые и чумазые, в одних набедренных повязках, весело пародировали мой молчаливый эскорт. Немудрено, что спустя три тысячи лет от этой части города почти ничего не останется, кроме прогорелой земли на месте очагов, да мусорных ям.
Ближе к дворцу дома стали каменными и даже в два этажа. Здесь благодаря оросительным каналам росли большие плодовые деревья, чьи ветви уже гнулись под тяжестью наливающегося урожая. Толстые стены дарили прохладу в жару и хранили тепло в холод. Частенько они были покрыты раскрашенной штукатуркой.
Странным было и то, что я совсем перестала скучать по дому – тому, с его уютными электрическими лампами, шумными улицами и вокзалами. Тому, в котором всего за несколько часов ты можешь оказаться на другой стороне земного шара. А может, это был всего лишь сон? Нет, но все это в прошлом. Даже смешно получилось.
***
Настоящее время. Юлия Владимировна.
По прошлому миру она перестала скучать довольно быстро. Уже к концу полевого сезона все ее мысли устремились «в цивилизацию». Теперь нелепым было даже подумать о том, что можно пользоваться тазом и ковшом, а не нежится под горячими струями душа. А ведь раньше она гордилась тем, что раз в месяц ходит в царские купальни! Да разве может это сравниться с ароматной ванной, что ждала ее дома? И не важно, что ковшик не золотой и нет служанок. Здесь все это решается деньгами, и они у нее будут! Важно то, что больше ей не придется сидеть взаперти. Не придется дрожать холодными ночами под одним покрывалом с Ибой, так как центральное отопление есть в любой квартире. И все это там, в цивилизации.
Так что, едва отдав распоряжение о консервации площадок, Юлия Владимировна поспешила домой «писать отчеты», оставив аспирантам все радости сворачивания лагеря. На мальчиков она могла здесь положиться. Их преданность делу была ценна, и ее нужно чаще поощрять. Это Юилиммин понимала и сама. Но стремление к благам все же перевесило разум.
Город ошеломил ее своим шумом, суетой и скоростью. Не спасло и то, что она готовила себя к этому, просматривая фильмы. Слава Всеблагой, ее встречали. Если бы не это – ошарашенная Юля была бы просто смыта толпой.
А вот институт, хоть и был величественен, оставлял на душе какой-то пыльный след. Коллеги радовались при встрече, но уже через пять минут, извинившись, срывались по своим делам. Одно утешало – эту женщину здесь любили. Уже через неделю на Юленькином столе стоял букет слегка завявших роз, пять коробок разнообразных сластей и пара безделушек, привезенных для нее друзьями из дальних стран.
Друзья… Раньше у нее никогда не было друзей. Она даже подумать о таком не могла. Разве царской дочери пристало? Юлия же, наоборот, словно магнит притягивала к себе всевозможных людей, мужчин и женщин. Ей были искренне рады, но никто из них не переходил той заветной черты, после которой человека называют «близким». А может, это она сама не позволяла? Там, в глубине сознания, Юилиммин отчетливо ощущала ее тоску: «Вот с этим могло бы все и получиться. Зря тогда оттолкнула. Почему я тогда не сказала о своих чувствах?»
Одинокая дурочка – вот кем она была. Но теперь я обо всем позабочусь. Даже при нынешней внешности все еще можно исправить. Больше она не будет одинокой и беззащитной! И бедной тоже не будет!
Здесь, даже в этом старом теле, она сможет прожить гораздо дольше, чем большинство женщин в ее время, сохранить красоту, избежать болезней. При этом ее будут окружать все эти божественные удобства. Конечно, придется ездить в эти «поля», но и тут можно что-нибудь придумать.
Глава 11. Гром среди ясного неба
Кареш. Ассуба
Во дворец я попала уже на следующий день. Отец принял меня в саду, словно одного из своих царедворцев. Усадил на низенький плетеный стульчик у своих ног и долго расспрашивал. Но рассказать я могла лишь немногое. Дальнейшие следовало начинать лишь в определенную фазу луны.
Важно было и начать показывать народу, чтобы приучить карешцев к тому, что старшая царевна всегда рядом с отцом. Поэтому я попросила владыку отныне позволить мне выезжать с ним всюду, где требовалось его присутствие. К моему удивлению, он не возражал, наоборот, счел эту мысль здравой. Пока же
