– Я рада, что ты находишь мое общество приятным. Мне тоже нравится, что ты не смотришь на меня как на красивую игрушку. И я тоже ценю твое общество.

Дальше развивать мысль было опасно. Подозрения в том, что юноша таки влюблен в меня, только окрепли.

– Я буду скучать, когда мы уедем в горы. Нет, ты не думай, я совсем не боюсь этих грязных горцев, я уже видел их, когда ехал сюда. Но хотелось бы не уезжать.

– Владыке нужна твоя помощь, Энмер-ани. Не будь так – он бы оставил тебя во дворце, – наставительно вставила я. Юноша кивнул, соглашаясь.

Его взгляд был задумчив и обращен на темные воды пруда. Мы стояли рядом и молчали. Внезапно, царевич взял меня за руку и развернул к себе. Я от неожиданности вздрогнула.

– Прости, – почти прошептал он. – Могу ли я просить тебя о том, чтобы ты, пока меня не будет, смотрела на колесницу Аннана. Она одна для всех и я смогу почувствовать, что ты думаешь обо мне.

Его глаза горели нездоровым огнем. Похоже, с диагнозом я не ошиблась, мой женишок по уши влюблен, просто не знает, как об этом сказать. Неужели его отец и брат его ничему не обучили?

– Хорошо, – успокоила я этого романтика, – Если меня не запрут во внутренних помещениях старого храма, то я буду молить за тебя Аннана каждую ночь. За тебя и за отца. И пусть дорога ваша будет легкой, а враги – трусливыми.

Юноша все еще держал меня за руку, но его взгляд стал гораздо спокойней и уверенней.

– Да услышат Серебрянорогий твои молитвы! – горячо прошептал он. – Но что же мне привезти тебе?

Я мысленно улыбнулась его наивности.

– Ваше возвращение с победой будет для меня лучшей наградой, – довольно громко ответила я, чтобы наши охранники не заподозрили ничего такого. Но, то ли им не было дела до чести царевны, то ли наше перешептывание на бережку было вполне приличным, они не спешили нас разводить.

А меж тем царевич воспрял духом и стремился продолжить общение. Слава Всеблагой, его склонность к наукам была сильнее романтики, и признаваться в любви мне юноша не спешил. Меня полностью устраивал такой расклад. Со временем, наверное, я смогу к нему привыкнуть и по-своему полюбить. Спешить не стоило. Юноша пока чаще вызывал во мне чаще материнскую тревогу, чем любовный трепет. Но, все же, сегодня что-то изменилось.

Энмер вдохновлено рассказывал мне о звездах и о том, как путешественники и купцы узнают по ним путь. Правда, показывая мне очертания созвездий, видимых в прогалине над деревьями, он слегка приобнял меня за плечи, и я почувствовала неловкость. Но такая вольность казалась уместной. Должен же юноша хоть что-то получить за свое хорошее ко мне отношение.

А про звезды я знала, как оказалось, не так много, и разговор получился довольно познавательным. Живя здесь, начинаешь забывать, что они лишь огромные шары раскаленной плазмы, что следуют своим путем в космической пустоте. Охотнее начинаешь верить в иное…

– Прости, хотелось бы показать тебе больше. Обещаю, что когда вернусь, отвезу тебя куда-нибудь в степь, где все видно намного лучше, – юноша снова грустно вздохнул. Пора было расставаться, луна ущербным полумесяцем уже поднималась над садом.

– Я буду ждать следующей встречи, – прощаясь, сказал Энмер-ани, когда мы подошли почти к самой ограде малого дворца. – И там, наверху, твои молитвы будут хранить нас.

Все-таки он неисправимый романтик, этот младший хоннитский царевич!

Пожелав ему доброй ночи, я поспешила скрыться за стеной. Мой застенчивый нареченный впервые вызывал у меня теплые чувства, но спешить не хотелось. Что-то внутри меня сжималось, предрекая бурю.

***

В старый храм я отправилась уже следующей ночью. Прибывшая за мной Каи была сурова и молчалива. Всего несколькими жесткими словами она объяснила Ибе и распричитавшейся Шанхаат, что им надлежит делать. Я подтвердила, что слова жрицы не пустое место, а личное повеление владыки. Ни одна живая душа не должна знать, что я покинула дворец. Для всех царевна усердно трудится, постигая науки, и не велела никого принимать.

Замотавшись в предложенное мне покрывало, я вслед за Каи выскользнула из сада. Носилок за стеной не было.

– Хочешь скрыть чего-то – оставь на виду, – как бы в ответ мне буркнула старая жрица. – Никому нет дела до двух женщин, идущих в храм. Только опусти глаза, царевна, и во всем слушайся меня. Ох, нелегкое дело нам предстоит!

Мы тенями проскользнули по дорожкам и беспрепятственно покинули дворец. Как и предсказала Каи, никто на нас внимания не обратил.

Итак, я в первый раз очутилась в городе! Как же мне хотелось все подробно рассмотреть, хоть вокруг уже царил кромешный сумрак, но я боялась понять взгляд. Мои светлые глаза были тем, чего здесь невозможно утаить. Пришлось довольствоваться тем, что на поворотах голову все же приходилось поднимать.

Несмотря на поздний час, город еще не спал. Дневная жара заставляла его жителей совершать многие дела в глубоких сумерках. Где-то звенели посудой, кто-то за стеной громко смеялся, а порою даже пел. Как бы мне хотелось хоть одним глазком взглянуть на быт обычных горожан! Во дворце я не имела возможности наблюдать за многими из повседневных действий. Единственное, на что мне удалось посмотреть, – изготовление хлебных лепешек, которым Иба занималась каждое утро. Вот и сейчас мы проходили мимо ароматов каши и хлеба.

Старая жрица, не зажигая фонаря, уверенно ориентировалась в лабиринте улиц. По моим ощущениям мы направлялись куда-то на запад от дворца. Люди на пути стали попадаться все реже, ветер теперь доносил до меня запах речной воды. Значит, старый храм находился недалеко от Иреша.

Мы сделали еще несколько поворотов, миновали небольшую площадь и остановились.

– Вот и добрались, – буркнула Каи то ли мне, то ли сама себе. – Входи, тут тебя лишние глаза не увидят.

Скрипнули, приотворяясь, тяжелые створы храма и мы проскользнули внутрь.

Эта обитель Великой Матери была гораздо меньше знакомого мне нового храма, который во славу Иинат построил мой отец, когда занял место правителя.

Стены были потемневшими, местами сильно закопченными от факелов. Смутными тенями на них проступали загадочные рисунки. Потолок тяжело нависал над нашими головами.

Несколько женщин, одетых в темные одежды, встречали нас и приветствовали