жизнь. А всякие отношения лучше строить на дружбе и взаимопонимании. При его поддержке я смогу узнавать гораздо больше, и, может, даже обнаружу способ вернуться в свое тело. Но с каждым днем надежда на чудо угасала; очевидно, настала пора смириться с выбором судьбы и достойно принять ее. Умный, мягкий Энмер-ани как никто лучше не подходил на роль соратника и советчика. Постепенно уважение к нему росло. Чем-то он был похож на любимого брата, которого я лично не знала, но чей образ яркой искоркой горел в душе Юи.

– Как захочешь. Завтра большой день, ты должна служить Всеблагой, а я буду ждать тебя, – уклончиво бросил царевич.

Неужели Энмер-ани таким образом пытается сжиться с ролью консорта? В это верилось с трудом, на родине младшему сыну отводилась роль советника или полководца. В Кареше, пожалуй, его ждет больше власти, если он будет правильно вести себя с женой.

Примечания

*Нургаал – хтоническое божество Самирского пантеона. Повелитель загробного мира.

Глава 10. Не подгоняй быка, когда он идет сам

Начинался месяц Небесного огня, отмечавший здесь середину эммиша – сухого сезона. Днем воздух настолько раскалялся так, что найти прохладу можно было лишь во внутренних помещениях дворца. Ночью нормально спать можно было только во внутреннем садике, который из-за тени высоких стен успевал немного остыть.

Мандару-Кумиш со своей супругой благополучно добрались до хоннитской столицы, и жизнь в Ассубе вошла в свое неспешно-ленивое русло.

Расставшись с братом, Энмер сперва сильно грустил. Эта разлука и была тем, что печалило царевича в последние дни. Если верить его словам, конечно. А я-то, наивно полагала, что юноша грустит из-за робкого чувства ко мне. Как ни прост казался царевич, он мог и соврать. В тихом омуте, как известно… Ведь иногда, когда он думал, что я не вижу, его взгляд становился словно зачарованным.

Из-за сильной жары мы теперь виделись реже. Не чаще, чем раз в три дня, за мной присылали паланкин, и я ехала на встречу с отцом. Владыка усаживал нас рядом с собой и внимательно слушал отчет о том, как протекает обучение. У Энмера теперь появились уроки боя, после которых он частенько приходил с синяками и ссадинами. Отец всерьез готовил себе преемников.

Сегодня он был особенно суров и мрачен. Выслушав отчет, он покачал головой в одобрение и произнес.

– В горах в последнее время неспокойно, Энмер-ани. Твой отец наказал мне сделать из тебя достойного война, а потому ты отправишься со мной за перевал. Тебе же, любимая дочь моя, – владыка ласково провел рукой по моим белокурым волосам, – предстоит начать подготовку к обрядам. Я уже поручил старой Каи наставить тебя во всем, но ты должна будешь отправиться жить в старый храм, это ее условие.

Мне оставалось лишь кивнуть. Я так и не разобралась, совершения каких обрядов от меня так ждет отец.

– К тому же там будет для тебя безопаснее всего, – неожиданно добавил он.

Я удивилась, прожив во дворце уже достаточно долго, я замечала разные мелкие интрижки на женской половине, но все они были довольно безобидны. Никто никого не резал и не травил без разбора, так что я, осмелев, начала потихоньку принимать подарки от родственниц. Чего же так опасается владыка?

– Пока нас не будет, делами распорядится Шамунт-аба, но хозяин за порог – убирай добро. Мне будет спокойнее, если никто не будет знать, где ты. Своим слугам вели держать рот на замке, чтобы ни одна душа не прознала о том, даже сама Нинмах-аша!

Похоже, все гораздо серьезней. До отъезда Шахриру мне казалось, что владыка полностью доверяет своей главной жене. Теперь же просит не извещать ее о моем учении в старом храме.

– Как велишь, так и сделаю, – смиренно откликнулась я, заглядывая в его большие усталые глаза. – Может быть, мне стоит знать, кого опасаться?

Отец посмотрел на меня с теплотой и заботой. Похоже, для него я все еще была красивой, но не достаточно разумной девочкой.

– Если бы я знал, мой цветочек, если бы я знал, – вздохнул он.

Тем вечером Энмер-ани предложил мне пройтись по саду. В пересохшем воздухе лениво трепетали пыльные листья деревьев. Сильно пахла разогретая на солнце кора сосен и кедров, наполняя воздух сладковатым ароматом. Трава не пожухла, постоянно орошаемая водами из реки, но цвели теперь только пряные полыни, да колючие степные травы.

Мы долго, не говоря ни слова, бродили по дорожкам, совсем позабыв про молчаливый эскорт охраны. Последние лучи уходящего дня уже едва освещали сад. Лишь у розоватых от закатного света стен купальни Энмер-ани заговорил.

– Я хотел бы, чтобы ты знала кое-что, – начал он, оглянувшись на бессловесных стражей. Но те тактично остановились вдалеке, лишь не теряя нас из виду, но давая нормально поговорить.

– Наверное, многие уже говорили тебе об этом, но я нахожу тебя очень красивой, царевна, – словно стесняясь своих же слов, выпалил он. – Я вижу, как на тебя смотрят мужчины: даже брат, даже тот самирский царевич.

Вот это поворот! Я уж и думать забыла о том наглеце, а этот, гляди ж ты, помнит! А еще я была на все сто процентов уверена, что мой будущий супруг давно влюблен в меня, а тут на тебе, лишь находит красивой.

Я с изумлением изучала его тонкое немного грустное лицо, ожидая продолжения.

– Ты только не думай, но мне гораздо больше нравится говорить с тобой. Я ото всех слышал, что ты глупа и надменна, но совершенно не вижу в тебе этого! – глаза царевича возбужденно блестели, а щеки слегка порозовели, чего не могла скрыть ни жиденькая борода, ни вечерний сумрак.

– Когда мой родитель сказал о своем решении отправить меня в Кареш, чтобы я был твоему отцу вместо сына и помогал ему, пока не придет пора взять тебя в жены, я был не очень рад. Теперь же не жалею, что Аннан указал мне такую судьбу. Надеюсь, что и ты находишь меня хоть немного приятным.

Я смутилась. Молодой царевич был мне не противен, наоборот, из всех гипотетических кандидатов в мужья он один не вызывал у меня страха перед семейной жизнью. Этот уж точно не будет насильно требовать от девушки ласки в первую же брачную ночь. К тому же учтив и обходителен, с ним было легко разговаривать, так как он явно не считал меня