Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что теперь?.. — осторожно поинтересовалсяПолусветов.
— Теперь я под подозрением, — мрачно ответилКлебовников. — Следователь сказал, что они не будут спускать с меня глаз.
— Дели все на шестнадцать, — с напускной веселостьюсказал Яковкин. — Если бы у них что‑то на тебя было, сразу жепредъявили бы…
— Я‑то знаю, что ничего там и быть не может, номне теперь это доказывать приходится.
— Доказывает пусть следователь, у нас существуетпрезумпция невиновности, — решительно заявил Полусветов.
— У нас много чего существует, — Клебовников явнопребывал в миноре. — Только от этого не легче.
— Все, хватит мучить человека, — подвел чертуПолусветов. — Ты, Коля, держись. А мы пошли работать. — Он встал, заним нехотя поднялся Яковкин, и оба удалились, оставив Клебовникова наедине сосвоими мыслями.
Когда Майя сообщила боссу, что отправляется на свидание, оннекоторое время хмуро смотрел на телеэкран, где полным ходом шел поединок нашпагах между двумя стройными белозубыми красавцами. Судя по всему, блондиндолжен был победить. Зло олицетворял брюнет, обладатель коварных усов, одетыйво все черное.
— Даю тебе увольнительную до одиннадцати, — сказалСильвестр. — В нашем районе, как ты знаешь, очень неспокойно в последнеевремя.
Он встал и отправился провожать свою помощницу, которая радитакого случая воспользовалась косметикой и достала из коробки красивые сапоги.
— Не понимаю, зачем женщины перед свиданием тактщательно подкрашивают губы? Все равно поклонник слопает помаду, чего зряпродукт переводить?
— Поклоннику должно нравиться то, что он собираетсяпоцеловать, — бросила Майя, повесив на шею красный шарф.
И тут как раз позвонили в дверь. Она открыла и просияланавстречу гостю. На пороге стоял довольно противный тип лет тридцати от роду сдлинными волнистыми волосами, чего Сильвестр терпеть не мог, и продавленнымподбородком, как у Тимоти Далтона. Оттого, что тип ему сразу не понравился,Сильвестр слегка переиграл с радушием.
— А! Максимилиан! — воскликнул он, разведя встороны руки, как будто встретил старого знакомого и страшно емуобрадовался. — Моя помощница только о вас и говорит. Все Максимилиан даМаксимилиан…
Заметив, что Майя остолбенела, он оборвал себя на полусловеи удивленно спросил:
— Что?
Когда Сильвестр был маленьким, родители повезли его напикник. Собралось много народу, и еду разложили прямо на одеялах, и тетяЛариса, которая всегда очень много болтала, взяла бутерброд, на котором сиделкузнечик, сунула его в рот и разжевала. Так вот. Сейчас у Майи было точно такоеже выражение лица, как тогда у тети Ларисы.
— Это Виктор, — сказала она мертвым голосом.
— Хм, — пробормотал Сильвестр. — Видно, я что‑топерепутал. Ну, извините меня. В любом случае приятно познакомиться.
Виктор хмуро кивнул и окинул хозяина квартирынеодобрительным взглядом. Отчего сразу стало ясно, что у Майи с ним будутнешуточные проблемы. Мужчины с ямочкой на подбородке ревнивы, как Отелло, истрашно неуступчивы. Раздув ноздри и не попрощавшись с шефом, Майя взяла своегоочередного воздыхателя под ручку и вывела из квартиры на лестничную площадку.
Однако вечер не задался с самого начала. Едва переступивпорог, она увидела, что к двери пенсионера Чепукина пришпилено объявление,призывающее выкурить хозяина из квартиры с помощью слезоточивого газа иустроить ему публичный товарищеский суд. За все прегрешения разом. Судя поколичеству подписей, на суд следовало заранее бронировать места.
Поскольку Чепукин обычно не выходил из квартиры в днимятежей и бурь, его еще ни разу не удалось призвать к ответу за содеянное. Аделал он исключительно всякие гадости. Полчаса назад кошка четы Яновых покличке Розина — упитанное и безвредное создание — из каких‑то своихкошачьих соображений написала на коврик перед чепукинской дверью. Тот застал еена месте преступления, изловил, занес к себе на кухню и привязал к хвостуконсервную банку из‑под шпротов. В тот момент, когда Майя и Виктор вышли,дверь напротив приоткрылась, из нее высунулась корявая рука и выбросилаизвивающуюся кошку на лестничную площадку.
Та немедленно принялась бегать кругами и при этом вопилатак, будто ее резали на сотню маленьких Розин. От неожиданности Майявзвизгнула, а Виктор попытался отбросить животное ногой, потеряв в глазах Майикак минимум десяток очков, которые она начисляла каждому из своих поклонников,имея в виду их плюсы и минусы.
Заведя уши назад, громыхая банкой, Розина понеслась вниз полестнице, а из‑за двери Чепукина донесся дребезжащий смех.
— Чепукин, я это видела! — закричала Майя,подбежав поближе и стукнув ладошкой по дерматину. Объявление качнулось, ноудержалось на своем месте. — Вам это даром не пройдет!
— Так мы пойдем гулять, или ты собираешься прямо сейчасвступить в ряды защитников животных? — спросил Виктор.
Он был раздражен. Ему не понравился Сильвестр — и то, как онсебя вел, и то, как хорошо он выглядел. Одно дело, если твоя девушка работаетна старика, который не может сам дойти до ванной комнаты, это еще как‑томожно пережить. И совершенно другое — если она живет под одной крышей ссорокалетним холостяком. Тем более что этот холостяк выглядит совершенноздоровым.
Розина между тем прогромыхала несколько лестничных пролетови попала прямо в руке хозяйке. Прыгнула ей на грудь и вцепилась в халат всемичетырьмя лапами, воя от ужаса. Отвязывая банку от хвоста своей любимицы,Анжелика Янова выла вместе с ней. Дуэт получился таким впечатляющим, что изквартир высыпали почти все жильцы.
Виктор силой вытащил Майю из подъезда и повел через двор,сопя от напряжения. Она подумала, что если он всерьез рассердится,увольнительная пропадет ни за что, поэтому принялась к нему подлизываться. Кое‑какей удалось смягчить кавалера, между ними воцарился мир, и они отправились набульвар.
По этому бульвару ходило столько влюбленных, что он отяжелелот чувств. Под мощными деревьями лежали сливочные, никем не тронутые сугробы.Чугунные скамейки вдавились в грунт, по ним семенили слюдяные голуби и скакалирезиновые воробьи. Фонари смотрели сверху ласковыми глазами, и воздух былпряным оттого, что его выдыхали губы, сладкие от любви. Здесь гуляли подросткис жуликоватыми глазами — они крали другу друга поцелуи и глядели на прохожих свызовом. Мелькали свежеиспеченные парочки, занятые флиртом — мужчиныдемонстративно курили, женщины фальшиво смеялись. Плененные страстьюпроскальзывали мимо летучими голландцами — не отворачивая друг от другаинфернальных лиц.
Майя, повиснув на руке Виктора, принялась размышлять, вкакой стадии находятся их отношения. Поняла, что в самом начале. И этопрекрасно, потому что наиболее волнующая часть всякого любовного представления— несомненно, увертюра. Впрочем, существовал еще Максимилиан… Там тоженамечалась увертюра.