В ИГОРНОМ ЗАЛЕ Тенчу, с автоматической улыбкой на морщинистом лице, складывал деньги в штабель.

– Удача будет вашей – держу пари! Ай-еее! Делайте ваши ставки!

Это он тоже говорил автоматически. И даже не думал над тем, что говорил. Сидя спиной к занавесу, он вежливо глядел на толпу, не дав ни единой мысли прорваться на его бесстрастное лицо. Там, где землянин, скорее всего, действовал бы стремительно, Тенчу, по логике красной планеты, пустился в рассуждения, надеясь отыскать решение проблемы. Разговаривая с Джонни Гирром, Эйела надеялась, что Тенчу слишком занят, чтобы прислушиваться к их голосам. Как будто после стольких лет работы в игорном зале шум толпы еще мешал ему слушать! Джонни Грир, дотронувшийся до его жены своими жадными пальцами, сжимающий ее в объятиях! Чья-то жизнь должна…

Тенчу перенес внимание на космонавта в серой форме.

– Попытайте свое счастье! Делайте ваши ставки!

Потом он взглянул на Джоля, своего помощника у другого конца стола. Джоль, скорее всего, ничего не услышал – как и любой другой, потому что все разглядывали извивающиеся, корчившиеся споры грибов. Возможно, если он станет действовать быстро, то никто не узнает об его позоре. Эйелу требуется наказать. Но она была так… красива. Трудно было на что-то решиться. Землянин говорил о любви, как и многие из них на Марсе. Но по возвращении на Землю презрение их друзей быстро заставит их отказаться от «любимой» с красной кожей.

– Джоль! – позвал Тенчу, поворачиваясь к зеленому занавесу. – Позаботься о клиентах. Я скоро вернусь.

Он прошел в заднюю комнату. Эйела, неподвижно сидящая за столом, повернулась с виноватым видом, когда он вошел.

– Ты выглядишь обеспокоенной, матана, – спокойным голосом пробормотал Тенчу. – Что-то случилось?

– Ничего, муж мой, – ответила Эйела, не отрывая глаз от кучек денег.

– Хорошо, – серьезно кивнул Тенчу и погладил ее гладкие темные волосы. – Мне нужно пойти по делам к Наавичу. Я не вернусь до полуночи.

Он надел свой длинный «пылевик», взял с полки маленький черный предмет и сунул его в карман.

До полуночи! Эйела почувствовала волну радости. Так просто будет теперь уйти и встретиться с Джонни! А к тому времени, когда вернется Тенчу, они уже будут далеко, направляясь к Псидису. Йаттик, Бог Удачи, улыбнулся ей.

– Присматривай за деньгами, – сказал Тенчу, направляясь к двери. – Пока, моя Эйела.

Не поворачиваясь, чтобы взглянуть на нее, он вышел в узкий переулок и направился к дому Наавича, продавца специй. Старый Наавич, с круглым, красным, блестящим лицом, удивился такому позднему посещению.

– Входи же, – сказал он. – Я как раз заканчиваю с делами.

И словно подтверждая свои слова, он склонился над столом и стал проверять длинную накладную.

Тенчу ждал, наблюдая за ним. Ему нравились запахи в магазинчике друга, теплый запах юпитерианского тиила, чистый аромат венерианского зота. Милый и прекрасный, как Эйела. Какая же она глупая девочка…

– Я в тревоге, – медленно проговорил Тенчу.

– Тревогу легче перенести, если разделить ее на двоих, – рассеянно заметил Наавич.

– Что бы ты сделал, – продолжал Тенчу, если бы обнаружил, что твоя жена тебе неверна?

– Что?.. – Наавич подумал, усмехаясь при мысли, что его толстая супруга-домоседка окажется кому-то нужна. – Наверное, я бы принес ей свои искренние поздравления! – Он хрипло рассмеялся. – А почему ты спрашиваешь?

Тенчу откинулся на спинку стула, перебирая пальцами приносящее удачу, блестящее солене, висящее у него на шее. Когда он, наконец, заговорил, голос его напоминал шелест чистого целлошелка.

– Я узнал, – пробормотал он, – что… э-э… моего друга обманывает жена. Но я не решаюсь сказать ему это из страха, что он может ее убить.

– Убить ее? – повторил Наавич. – Если он так не ценит женщину, почему тогда заботиться о ней. Еще не оскудели аукционные залы Санту. А если он все же ценит ее, зачем лишать себя ее очаровательного общества?

– Истинно так, – кивнул Тенчу. – Но тогда муж должен убить ее любовника?

– И в этом мало мудрости, – покачал головой Наавич. – Даже если его отпустит полиция, то жена вечно станет считать его убийцей и оплакивать мученика, отдавшего жизнь за нее.

– А тогда, – нетерпеливо пробормотал Тенчу, – что же должен сделать этот муж?

– Если он мудр, то простит жену, возвышая таким образом себя в ее глазах и умаляя любовника, который, пристыженный, просто уйдет.

– Гм!.. – Тенчу какое– то время молчал, почесывая подбородок. – Может случиться так, что ты прав. Я передам мужу твои слова о прощении.

Наавич набил свою длинную трубку грубым черным шолем.

– А я знаю этих людей, о которых ты говоришь? – небрежно спросил он.

– Нет, – мотнул головой Тенчу. – Здоровья и счастья тебе, Наавич. Твои слова преисполнены глубокой мудрости.

ПОКИНУВ МАГАЗИНЧИК специй, Тенчу мягкой тенью заскользил по узким улочкам. По Пути Ихстана с его грязными вывесками, написанные скрученными марсианскими знаками, с полуразрушенными завывающими песчаными бурями, прилетающими из красной пустыни, зданиями. Мимо Космического Рынка, где в ярко освещенных лавочках продавцы с суровыми лицами торговались, продавая свои товары, где нищие утомленно ковыляли в темноте, где из-за декоративных решеток доносились заманчивые призывы мягкими, вкрадчивыми голосами, а в дальних закоулках призраками бродили обитатели ночи. Временами космический корабль, садясь или взлетая, освещал темные улочки мимолетным, неверным светом, но тут же они снова погружались в темноту.

Потом Тенчу пошел вдоль Канала Хан, который нес свои воды от таявшей полярной шапки. Темные воды его были усыпаны клочками света из окон домов, и отражениями высоких, холодных звезд. По каналу, в облаках брызг, проносились такси, лавируя, чтобы не напороться на частные лодки, загруженные всяким грузом. На пересечениях каналов стояли, управляя движением, постовые, оглашая серебреными трелями свистков окружающую ночь. Тенчу скользил мимо всего этого с бесстрастной стремительностью, и столь же бесстрастным было его лицо.

Примерно через полчаса он приблизился к грубым, неровным окраинам Олеча. Здесь были лишь редкие, разбросанные домишки, окруженные живой изгородью, а далее тянулась красная пустыня, безжизненная и бесконечная. Здесь уже не было ни дорог, ни каналов, лишь обдуваемые ветрами дюны нарушали ровную линию горизонта. За ними Тенчу увидел старый, заброшенный маяк, покосившиеся развалины на фоне первозданного фиолетового неба. Вдалеке виднелись огни Псидиса, едва заметные, мерцающие, точно пролитые на пустыню капли фосфора.

Тенчу пошел к маяку. Идти было трудно. Под ногами был лишь сухой, сыпучий песок, приглаженный ветром. Дюны, окаймленные высокой редкой травой, походили на гигантские лысые головы. Маленькие пучеглазые летучие мыши парили в воздухе. При каждом вздохе ветерка песок тихонько шелестел, и шелест этот замирал вдали. Внезапно Тенчу оказался совсем рядом с высоким маяком. У его полуобвалившихся стен не было заметно никаких признаков жизни. Тенчу кивнул. Он пришел первым. Присев на корточки в тени маяка, он стал терпеливо ждать.