– Слушать не желаю твои бредни! – сердито фыркнула Катя и отвернулась к окну.

– Хорошо, тогда я съем еще пирожное, – безо всякой логической связи с предшествующим разговором заявил Лелик и отошел к стойке со сладостями.

А когда он вернулся и задумчиво надкусил пирожное, глаза у него застекленели (что означало редкий накал мыслительного процесса).

Неожиданно Лелик вскричал – с набитым ртом, так что крошки «корзиночки» разлетелись во все стороны:

– Эврика!! Я все понял!

– Ну и что же ты понял? – скептически скривила рот Катя.

– Помнишь туфли, которые нам твой Брасселини подарил? Он в них вставил радиомаячки!!!

Тут уж Катя не выдержала – рассмеялась в голос:

– Что за вздор!

– Да! Да! – не слушая ее, азартно вскричал юноша. – Поэтому нашим мафиози даже и не пришлось гостиницы обзванивать! «Маячки» их вывели точно на нас!

– Тяжелый параноидальный бред, – припечатала Катя. – Прогредиентная шизофрения.

– Ты можешь ругаться своими прогредиентами сколько хочешь, – заупорствовал Ленчик, – да только я с радиомаячками путешествовать не желаю. Нас же вычислят в один момент!

– Окстись! Какие маячки! Ведь мы же сами туфли в бутике Брасселини выбирали! Сами! Или, по-твоему, у Паоло на всей обуви подряд радиомаячки стоят? Он что, шпионским инвентарем торгует?

– Но если ты помнишь, когда мы обувку выбрали, он сказал, что хочет ее упаковать. Затем вместе с туфлями ушел в подсобку. И не было его довольно долго. Вот за это время он нам радиомаячки и поставил!

– И слушать не желаю эту белиберду! – возмущенная Катя резко встала из-за стола.

Однако едва спутники вернулись к своему «Турбо-корсару», упорный юноша немедленно распаковал чемодан и достал коробку со своими великолепными, ручной работы, туфлями от «Брасселини». Он осмотрел полотняный чехол, затем коробку, потом едва не обнюхал всю поверхность и внутренности туфель. Затем пробормотал: «Что ж, жалко, но ничего не попишешь» – и достал из кармана швейцарский офицерский нож. Сделав надрез, он оторвал правый каблук.

– Ничего… – растерянно пробормотал он, пока Катя в голос потешалась над «шпиономаном Леликом».

Студент вскрыл левую туфлю – и тоже, естественно, ничего, кроме кожи, пластика и супинаторов, не обнаружил.

– Давай теперь свои, – деловито скомандовал юноша.

– А это – фигушки, – показала ему тетушка две аккуратные дульки. – Не дождешься.

– Ну, тогда давай выбросим твои босоножки в реку… – заныл Ленчик. – Неужели тебе хочется путешествовать под постоянным колпаком русской мафии?

– Уж как-нибудь! – отрезала Катя. – Хватит детских игр! Только туфли свои испортил! Давай садись в машину!

Катя сменила Ленчика за рулем и первые сто послеобеденных километров принималась время от времени посмеиваться над «великим конспиратором Леонидом Коноплевым». Однако вскоре выяснялось, что он не так уж и не прав.

Едва они миновали по объездной дороге Сарагосу, как в машине раздался телефонный звонок. Звонил Катин мобильник.

Не снижая скорости, девушка правой рукой нашарила трубку и нажала «прием». То был синьор Брасселини.

– Паоло, ты? – изумилась она. – Ты же должен быть в Нью-Йорке?

– Я и есть в Нью-Йорке.

– Наверно, разговор через океан кучу денег стоит? – кокетливо проворковала Катя. Но синьор Брасселини не принял игривого тона. Голос обувщика звучал одновременно и обиженно, и виновато.

– Я хочу сказать тебе, Катьюша, одну ужасную вещь, – молвил он.

– Что случилось?

– Вчера, рано утром, когда я проводил вас в Вероне и вернулся в Венецию, ко мне на пороге моего дома подошли двое… Двое жутких мужчин… Это были русские, Катя…

– Двое бритых – мордатых?

– Ты их знаешь?

– Очень шапочно. Продолжай.

– Они представились твоими родственниками и сказали, что ищут тебя.

– И?..

– Они спросили, не знаю ли я, куда вы с Ленчиком поехали.

– И ты им рассказал?! – нахмурилась Катя.

– Не сразу. Я спросил, какие у них доказательства, что они – твои родственники. И тогда они сказали, что будут ломать мне пальцы – по одному каждые три минуты. До тех пор, пока я не выдам, где находишься ты вместе со своим племянником…

– И сколько они тебе успели сломать пальцев? – со сдержанной иронией поинтересовалась девушка.

– Ни одного… – растерянно выдавил на другом конце телефонной линии синьор Брасселини.

– Значит, ты предал нас практически безвозмездно, – усмехнулась Катя.

– Но, Катя!.. Эти люди – они ведь настоящие бандиты!.. Разве я мог с ними спорить?

– А как ты думаешь?

– Но я же не герой Сопротивления, чтобы молчать под пытками!

– Дело не в этом, Паоло. Ты рассказал им, где мы, вчера утром. Так?

– Ну, так.

– Почему же ты звонишь мне только сейчас? Прошло больше суток! Почему ты раньше не предупредил меня?

– Но… Я не знал… – залепетал миланский обувщик. – Они сказали, чтоб я этого не делал… категорически не делал… И потом – я ведь летел в самолете, долго, а оттуда звонить нельзя… А ты… Как… – Он замялся. – Как твои дела? У тебя все в порядке?

Кате хотелось сказать ему, насколько ей было страшно: когда громилы набросились на нее у гостиницы – и потом, когда они стреляли ей в спину, и как они с Ленчиком летели на мотороллере над разведенным мостом… Но она только усмехнулась:

– Все в порядке, Паоло. Все в полном порядке. – И припечатала: – Только жаль, что ты оказался таким трусом.

– Но, Катьюша… – проверещал на другом конце трансатлантического моста связи синьор Брасселини, однако она не дослушала, нажала «отбой» и в сердцах отбросила трубку.

Ленчик сочувственно прислушивался к диалогу и все, видно, понял по ее репликам – однако чуткий мальчик не стал торжествовать по поводу афронта и, кажется, полной отставки несимпатичного ему обувщика. Не стал он и комментировать услышанное – просто молча глядел, отвернувшись, в боковое окно.

– Какие все мужики козлы!! – в сердцах воскликнула Катя, потом взглянула на Ленчика и поправилась: – О присутствующих не говорю…

До разговора с Брасселини она неслась по холмам Испании строго с предписанной скоростью в сто двадцать (не хватало им еще проблем с дорожной полицией!). Однако теперь, стиснув зубы и упершись руками в руль, прибавила газу. «Турбокорсар» охотно зарычал своей турбинкой, и стрелка спидометра медленно поползла, приближаясь к ста семидесяти. Леня, гонщик по натуре, не мог не одобрить подобного ускорения. Он делано зевнул и подначил тетушку: