— А вы следите за мной, Эмма? Откуда вам известно о внимании ко мне со стороны горожанок? — развеселился мужчина.

Она обещала себе сохранять спокойствие, но это было ой как нелегко. Брэшен загонял ее в угол.

— Доходят слухи…

— Ах, вон оно что! Надеюсь, не ревность стала главной причиной, по которой вы избегаете меня?

Эмма едва не взвизгнула от такой наглости. Неосознанно схватив кружку с непонятной жидкостью со стола, она уже было собиралась выплеснуть ее содержимое прямо в лицо обнаглевшему собеседнику. Но вовремя остановилась. Нужно было собраться и не показывать никаких эмоций. Она же научилась этому. Научилась.

— Во-первых, мне плевать на личную жизнь друзей моего деверя. Во-вторых, я вовсе не избегаю вас, — произнесла она с желанием броситься прочь с кухни и спрятаться в своей комнате, — а в третьих…

Она громко вздохнула и отхлебнула жидкости из кружки, оказавшейся отваром из смеси кореньев, яблочного уксуса и лимонного сока, используемого в качестве приправы к супу. Эмма от волнения почти не почувствовала вкуса.

— В третьих, — наконец взяв себя в руки, иронично пропела она, — видимо, женское внимание слишком сильно вскружило вам голову, и кажется, будто любая женщина сходит по вам с ума.

— Ну, в случае с вами, до этого ещё далеко, — пропуская ее колкости мимо ушей, спокойно сказал Брэшен. — Сейчас я веду речь о взаимном влечении, которое может перерасти в более глубокое чувство.

— Да нет никакого влечения!

— Есть, и если вы не прекратите упираться, мне придется доказать вам это более радикальными способами.

Эмма поперхнулась и закашляла. Она не может, не должна даже мыслей таких допускать…

— Да что вы ко мне привязались? Надумали себе невесть что и не даете мне работать. Что вам от меня нужно?

— Достучаться до вас. Показать, что вы не умерли вместе с мужем и сыном и имеете право на счастье.

Упоминание об умерших родственниках, произнесенное с такой небрежностью, всколыхнуло затаившуюся на Брэшена внутри обиду.

— Нет никаких чувств! Нет и быть не может, — Эмма приложила все усилия, чтобы слова были произнесены спокойно, но все равно все вылилось в яростное шипение. Женщина тут же пожалела об этом, увидев, как его губы снова тронула улыбка.

— Тогда почему вы на меня набрасываетесь? Боитесь, что ли?

— Я ничего не боюсь!

— Лгунья. Вы боитесь отношений, боитесь признаться даже себе самой, что заинтересованы мною.

— Да вы с ума сошли. Плевать я на вас хотела, вы мне абсолютно безразличны.

— В таком случае, откуда взялась эта неприязнь с первой минуты нашего знакомства? Почему вы шипите на меня, будто голодная змея? Почему, как только я оказываюсь в комнате, из ваших глаз сыплются искры? Я единственный человек, который в этом доме способен вывести из себя ледяную статую Эмму Кларк.

— Да потому, что вы отняли у меня единственное, что мне нравилось в этом доме. Мою работу! — Эмма даже не поняла, как перешла на крик, и обнажила душу.

— Работа, за которой вы прячетесь, пытаетесь похоронить себя в этом доме.

— Да что вы понимаете? Дурацкий разговор! — Эмма резко поставила кружку на стол, расплескав оставшееся содержимое. — Повторяю, я не хочу вас видеть.

— Тут у вас ничего не получится. Мы живем в одном доме.

— Тогда я подыщу себе другое жилье! — когда она выкрикнула этот бред, увидела в глазах Брэшена смесь насмешки и сочувствия.

Эмма сама не поняла, зачем ввязалась в эту схватку. Зачем вынудила себя, вечно спокойную и уравновешенную, перейти на истерику. Но, кажется, больше она была не в силах что-либо контролировать.

Мужчина тепло улыбнулся и сделал пару шагов в ее сторону. Испугавшись, женщина попятилась назад. Поморщившись, Брэшен приказал себе остановиться.

— Эмма, вы можете поменять землю, но не душу. Зарывшись головой в песок, вы не укроетесь от жизни.

— Не понимаю, о чем вы. Спросите любого, моя жизнь вполне недурна.

В качестве подтверждения она повернулась к своим поварам, чтобы те поддержали ее слова. К своему изумлению, она поняла, что кухонные работники, которые перестали делать вид, что работают, и теперь с интересом наблюдали за перепалкой хозяев, смотрели на нее все с тем же сочувствием. Эмма резко, словно ее ударили, задержала дыхание.

— Ну да, — кивнул Брэшен, чувствуя поддержку слуг. — «Она ходит, говорит, иногда даже улыбается», и это вы называете жизнью? Жизнь, Эмма, — это риск.

— Я умею рисковать, — уперлась она и, как девочка, обиженно выпятила вперед губу.

— Тогда докажите мне это, — прошептал мужчина.

На этом он развернулся и вышел из кухни, оставив Эмму наедине со своими чувствами и ватагой любопытных поваров.

— Это твой дядя, Шанталь. Его зовут Бенардир.

Девушка, растерянная и смущенная, осторожно поглядывала на приземистого, коренастого мужчину, ростом едва доходившего Дароку до плеча, стоявшего вместе с эрлом на пороге ее дома. Кларк представил его, как единственного живого родственника Шанталь, родного брата ее отца, и теперь девушка, шокированная, смотрела во все глаза на этого человека, не зная, что ей делать.

— Бенардир держит свою пасеку на землях Левенвортов. Он ничего не знал о твоем существовании, — пояснил Дарок, — до сегодняшнего дня, пока я не сообщил ему о тебе.

Шанталь перевела пораженный взгляд с эрла на пожилого мужчину рядом. Тот тоже определенно чувствовал себя не в своей тарелке. Одет мужчина был хоть и не богато, но опрятно: постиранная рубаха, льняные шаровары. Редкие волосы зачесаны назад. Лицо грубое, морщинистое, но доброе. Серо-зеленые, слегка выцветшие глаза излучали тепло.

Шанталь понятия не имела, что здесь происходит. Зачем Дарок отыскал этого человека? Почему ее единственный живой родственник согласился прийти с ним? Как он к ней относится? И почему столько лет не разыскивал ее и мать?

— У тебя глаза Сигрит, — прошептал Бенардир. — Ты очень на нее похожа.

Мужчина весь дрожал, речь давалась ему с видимым трудом.

Шанталь несколько секунд смотрела на него в упор, и тут прорвало. Годы обиды на родственников, не желавших знать о ней и ее матери, одиночество, клеймо бастарда, боль и отчаяннее, терзавшие ее душу, обрушились мощной лавиной, и, разрыдавшись, как девчонка, Шанталь бросилась в объятия дяди, оказавшиеся на удивление ласковыми.

— Ну, ну, успокойся, девочка, — приговаривал Бенардир, улыбаясь и нежно поглаживая племянницу по спине. — Теперь все будет хорошо.

Он слегка отстранился, чтобы посмотреть девушке в глаза. Затем обхватил ее заплаканное лицо своими большими ручищами с толстыми пальцами. Мужчина желал, чтобы она видела, что он говорит правду.