– Вы действительно не похожи на остальных женщин, да, Епифания? – Вторая его рука оказалась на ее талии.

Епифания вздрогнула, спина под мужскими пальцами напряглась. Король следил за девой-инквизитором, пока та решала, что ей делать, – оттолкнуть его, проткнуть мечом или подчиниться. Карта ее лица приковала к себе Терновника, словно самое увлекательное зрелище на свете. Епифания привыкла к интригам, ей было не впервой манипулировать чужими желаниями, чтобы спастись. Но как обмануть человека, который знает твои чувства? От происходящего веяло грехом. Она теряла самообладание, ненавидела Терновника, делавшего с ней это.

– Мы оба обещали хранить целомудрие, мой король, – жестко произнесла воительница.

– И это прекрасное обещание, – улыбнулся Терновник. – Но мне не нужно ваше целомудрие. Мне нужен ваш меч.

С каждой секундой ловушка становилась все глубже, страшнее. Тело Епифании натянулось, рука дрожала. Но хотя Терновник прекрасно понимал, что эта женщина может убить его, ему было решительно плевать.

– Отдай… мне… меч… – прошептал он, ощущая, как странные силы рвутся с цепи, толкают Епифанию туда, куда он хочет.

Сталь звякнула, упав на пол.

– Вот и прекрасно, – усмехнулся Терновник, отступив к столу. – Вы больше мне не нужны, Епифания. Я вскоре приду на встречу пастырей, можете им это передать.

Дева-инквизитор стояла и смотрела на упавший клинок, не понимая, что делать дальше. Король разоружил ее, подчинил, пытаясь получить приз, а теперь просто отступал, показывая, что она ничего не значит. Еще никогда Епифания не ощущала себя такой побежденной, и Терновника пронзил неожиданный стыд.

– Уходите… – Ему стало трудно дышать. – Мне так жаль…

Он только что растоптал восхищение единственного сообщника, оставив вместо незаслуженного уважения испуг и изломы. Человеческое страдание, такое всеобъемлющее и глубокое, затопило его, всколыхнув в душе волну сочувствия. Поруганные желания, раненая гордость Епифании – все это кипело в нем, и королю хотелось обнять черноволосую красавицу, гладить ее волосы и обещать счастье. Но он слишком далеко зашел. Гнев смешивался с милосердием, сожаление – с желанием сломать, и его колотило от противоречивых стремлений.

Епифания подобрала клинок и вышла прочь, не сказав ни слова. Дверь за ней захлопнулась. Едва ли она замечала, мимо чего проходила. Походка гордой девы-инквизитора потеряла грацию, она медленно и тяжело переставляла ноги. Обстановка «Господа воинств» ушла в тень, а на переднем плане замерло воспоминание о том, как она выронила меч. Как она сдалась.

Воительница чувствовала себя так, словно ее обесчестили. Ей не стать рыцарем короля. Она собиралась подталкивать молодого святого, пользоваться его силой, двигаться к славе битв, но вместо этого оказалась ненужной игрушкой. Ей нравились юношеская порывистость и вера Терновника, он может стать лучшим королем Лурда. Но, став им, Тристан Четвертый лишь посмеется над ней. Устранение Силье – глупая отсрочка. Любой последующий лорд-инквизитор сделает то же самое, отправив Епифанию домой после срока службы, и король вряд ли ее поддержит. Она вспомнила Дрейка, стрелявшего в Терновника перед целой армией. Кажется, тот обрел гордость среди еретиков, окончательно превратившись в отступника. В игре с судьбой никогда не знаешь, какие ставки верны.

– Он уходит под воду, – говорил неизвестный боец, глядя за борт «Господа воинств». – Как будто ползет куда-то. Какая-то чертовщина!

– Словно болезнь земли. Страшные черные наросты, – вторил ему другой.

Епифания поняла, что волочит меч по палубе, привлекая внимание. Она с трудом приходила в себя, как будто просыпалась после кошмара. Окружающее воспринималось словно сквозь пелену долгой бессонницы, реакции замедлились. Если Терновник начнет захватывать волю членов Совета, как проделал это с ней, что случится с Лурдом? Воительница с усилием вложила меч в ножны, но ощущала его оскверненным, чужим. Ей было неприятно касаться оружия и столь же неприятно о нем думать. Распустив волосы, женщина закрыла лицо руками, надавила на переносицу, чтобы сосредоточиться. Почему-то она не могла выкинуть из головы лицо Дрейка, когда тот наставил пистолет на Терновника.

Епифания, Неро и Дрейк. В аббатстве инквизиции их ничто не могло разлучить, пока в школу не пришел доктор Робер Кре. Блестяще образованный, холеный и высокомерный учитель богословия, которого сразу начали бояться все будущие дознаватели. Он казался проникновенным, беседы с ним увлекали, но те студенты, которые позволяли себе излишнюю откровенность, быстро исчезали из аббатства. Выживали только те, кто понимал, как приспосабливаться, и Епифании в этом не было равных. Проницательность Робера Кре и его интеллект сделали из него охотника, выявляющего слабые места студентов. Постепенно слава Робера Кре научила оставшихся избегать опасного внимания, но только не Дрейка.

Правда для него была важнее образа Бога-отца, важнее опасений за собственное положение или жизнь, важнее женщины. Там, где надо было смолчать, Дрейк вставал и спрашивал учителя. Там, где нужно было согласиться, Дрейк пытался разобраться. Он стремился знать о Боге-отце все, а нужно было знать только то, что разрешала церковь, какими бы противоречивыми ни становились эти знания.

У заслуженного инквизитора из знатного рода имелись все средства, чтобы подчинить дерзкую деревенщину, это было лишь вопросом времени. И Дрейк понял, что противостоит не Роберу Кре, а церкви, и его сил не хватит. Он сделал то, чего никто от него не ожидал: сбежал, предал церковь и сохранил жизнь и рассудок. Теперь он среди черных башен, в лагере ведьмы, среди чужаков, способных поджигать корабли на расстоянии. Жалкая судьба отверженного, и все же в ней было что-то величественное. Что бы он сказал, увидев, как Епифания уронила меч? Рассмеялся бы? Пожалел ее? Кажется, никто никогда ее не жалел.

– Я должна рассказать… – прошептала Епифания, думая о пастырях, которые могут стать следующей жертвой Терновника.

Но разве пастырь Симон так глуп, чтобы не видеть, что король одержим? Разве об этом не подозревают инквизиторы? Разве ее признание добавит что-то, кроме усмешек? Все знают об этом, и всем наплевать, пока это приносит победы. Дева-инквизитор потрясла головой, пытаясь прийти в себя.

– С вами все в порядке, леди? – поинтересовался проходящий мимо воин.

Волна темных волос окутала голову с острым подбородком и чувственным ртом, приковывающим взгляд. Татуировка-крест отчетливо выделялась на фоне бледной шеи. Епифания натянула на руки перчатки, чтобы не прикасаться к рукояти меча голой рукой. Темная кожа перевязи затвердела от холодного ветра. Красота девы-инквизитора выглядела слишком яркой для мира Лурда.

– Нет. – Епифания протянула руку, сжала плечо воина. – Мне нехорошо.

Каким же привлекательным внезапно он показался. Что сделал с ней король? Губы чувствовали прикосновение ветра, будто кто-то проводил по ним пальцем. Ей хотелось, чтобы тело, не знавшее чужих рук, оказалось в чьих-то объятиях, чтобы лицо прижалось к чьей-то щеке. Она вспомнила, как Дрейк смотрел на нее в церкви. Он любил ее, хотя они никогда об этом не говорили.