купол Сакре-Кёр со всех сторон, и теперь из окон мансарды он виделся всегда ясно.

Однажды, проснувшись от стука баскетбольного мяча, Илья заставил Сашу спуститься вниз. Они перешли улицу и постучались в пластиковые ворота спортивной площадки.

— Познакомься, это Юго, — сказал Илья.

— Bonjour! — сказала Саша.

Юго поднял ладонь вместо приветствия и пропустил их. Баскетбольное поле показалось Саше намного больше, чем виделось с балкона. Юго обтёр мяч рукавом толстовки, сжал его, будто проверяя на упругость, и бросил Саше. Она встала под корзину, подняла мяч над головой, потом поднесла его к подбородку и поглядела с прицелом на кольцо.

— Нет! Я не умею! — она засмеялась и обняла мяч.

Юго по-лошадиному фыркнул.

— Я правда не умею! Apprends-moi à jouer au basket![5]

Юго с удивлением поднял плечи.

— Lancez juste, madame!

— Просто бросай, — повторил Илья. — У тебя получится.

Саша повернулась к корзине, долго смотрела на неё, держа мяч у груди. Наконец она сжалась, а после сделала бросок. Мяч ударился о щит, заплясал над кольцом и с приятным лязгом нырнул в сетку.

7

Руднев свернул с трассы и ехал пустой дорогой. На высоком нежно-голубом небе стояли облака. С ровным гулом нёсся за окном тын леса. Илья глядел поверх дороги. Мысли его тоже неслись и гудели, и он не мог выбрать какую-то одну. Думалось о том, что он не найдёт нужного места, нет у него никаких примет, кроме неточных координат и путаных свидетельств Дарьи. А что, если найдет? Что тогда? Не в кустах же дожидается вся скорбная родня. И есть ли вообще она? Есть ли хоть кто-то, кто знал бы мальчишку?

О многом он успел передумать, когда навигатор предупредил о точке прибытия. Руднев снизил скорость. Он искал глазами улики недавней аварии. Дорога была чиста и так же спокойна. Машина двигалась всё медленнее, словно педаль газа противилась и сама отстраняла ботинок. Вдруг на встречной полосе что-то блеснуло. Руднев остановился, чтоб присмотреться, и увидел, что это всего-навсего дрожит лужица в дорожной выбоине. Он проводил её взглядом. Закралось, что Дарья дала ему неверный адрес и теперь он дураком колесит по лесам и всматривается в лужи. Так, казалось, и было, пока он не заметил впереди на асфальте тормозные следы. Не доезжая метров десяти, Руднев оставил машину на обочине и подошёл к ним.

Две чёрные полосы расползались на четыре, а потом, вновь соединившись, юзом уходили вправо. На том месте, где от протектора осталось густо-чёрное пятно, он нашёл пластиковые осколки, две красные чешуйки. Илья собрал их. Нет, это был не пластик, а слетевшая с бампера краска.

Чуть в стороне валялась пара окурков, которые, по первой догадке Руднева, были брошены здесь ленивыми полицейскими. Эту идею заслонила вторая мысль: не было здесь никого! Сигареты принадлежат Дарье. Вон, докурены до середины! Три нервные затяжки — паника — и по новой.

Тишину прорезал тягучий гудок. Руднев увидел, что на него движутся огни фар, и сошёл на край дороги. Обдав теплом и вонью выхлопных труб, мимо проехал небольшой фургон. Илья вернулся в машину. Следом за фургоном, поднимая пыль, понёсся табун автомобилей. Они будто ждали, пока Руднев найдёт нужное место, и тогда всем скопом высыпали на трассу. Вот он и план! Ехать за ними до ближайшей деревни. Желание, рефлекторное, нутряное, звало его продолжить поиски. Илья завёл мотор.

Долго ехать не пришлось. Он свернул на первом повороте. Просёлочная дорога была прочно прикатана, а значит, впереди Илью ждала деревня, лесопилка или другое обитаемое место. Когда кончился асфальт, сердце забилось чаще. Руднев не мог объяснить, отчего это с ним, но предвидел, что едет верно.

Стороной собирались тучи — облака снаряжались шайками и всё чернее, всё злее шли к земле. Скоро он увидел, что по грунтовке идёт человек. Машина догнала его. Это был старик, в руках он держал корзинку. Руднев скрутил окно, высунулся и крикнул:

— Дедушка, до деревни далеко?

Прохожий развернулся на крик и, напугавшись машины, попятился назад. Залатанный, застёгнутый на две пуговицы ватник сполз с плеч. Старик сошёл с пути и замахал, чтоб проезжали.

— Есть тут деревня? — повторил Илья.

— Есь. А те какая?

— Любая. Садитесь — подвезу, — сказал Илья, поравнявшись с прохожим. Старик с подозрением заглянул в салон. — Садись, дедушка.

Забравшись в машину, старик сел в центре заднего дивана и оглядел Руднева.

— А ты к кому? — спросил он.

— Ни к кому, — ответил Руднев. — Одного человека найти надо, то есть родственников его.

— Милиционер ты иль бандит?

— А на кого больше похож?

— Ну так-то… на порядочного.

— Врач я.

— Врач, ну!

— К нам в больницу мальчик попал. Тут недалеко его сбили.

— Бабку мою посмотришь, врач? — спросил старик, не слушая Руднева.

— А что с ней?

— Лежит.

— Давно?

— Не встаёт уж.

— Давно лежит, спрашиваю?

— С субботы. До того на карачках месяц ползала.

Илья кивнул. «Любая дорога ведёт к больному», — сказал он себе.

Машина въехала на простор. Слева показалось кладбище. Голубые, серые, выцветшие кресты оборачивались на них с пригорка. За погостом была деревня, и сразу стало понятно, что это пустая и заглохшая деревня с некрепкими домами.

— Так что, не пропадали дети у вас?

— Мало их нонче. Раньше много бегало, — сказал старик вместо ответа.

— И никто не терялся?

— Помирать — помирали, а чтоб теряться…

— Много помирало?

— Почём мне знать, скольку? Один утоп в том лете. А недавно погорели вот…

— Кто?

— Пашка.

— Какой Пашка?

— Так Пашка Цапель. — крикнул дед, удивляясь, что Руднев не знает. — Он солярой слитой торговал.

— Дедушка, ну я же не знаю всех ваших Пашек.

— Так ты спрашиваешь — я говорю. Сгорел он. И дети с им. Стой! — дернул старик. — Вона его дом.

Руднев остановился у чёрного двора. И старик рассказал, как всё было. Илья слушал затылком. Слова старика были неприятны, и от них под волосами бегали холодные муравьи. В горле стало сухо.

— А за поворотиком моя изба. Тама бабка лежит.

Илья вошёл в дом, ожидая увидеть страшное обиталище умирающего человека и его самого, просящего смерти в смрадной, пожелтевшей постели. Он увидел другое. Старик оказался хозяином заботливым и усердным. Комната была чиста, светла и пахла печкой, а в углу, за печкой, лежала старушка.

— Болит у ей. Сильно. Днём губами чвякает и дышит-дышит, трудно так. А ночью стонет, как подстреленная. Я не сплю с ей. Выйду на двор или вон в баню пойду. Таблетку дам и пойду.

Старик протянул Рудневу пакет с лекарствами.

— Таблетки