– Красавец, нечего сказать! С вас бы пропагандистские плакаты писать: «Так будет с каждым англосаксом, поднявшим руку на тысячелетний рейх!» – Великий Лео уже разглядел его подбитый и оплывший глаз и не упустил своего шанса: – Бедлам на моей базе устраивать вздумали? Так гауптвахту еще никто не отменял. Это я вам живо организую… И какой же из моих удалых «зигфридов» вас разукрасил?

– Вашему «зигфриду» сейчас вправляют нос, кроме того, в ближайшем будущем его ожидают печеночные колики и кровь в моче. За остальные повреждения не ручаюсь. Впрочем, Вилли тоже показал себя молодцом, не стану кривить душой. Еще чуть-чуть, и быть бы мне вторым лордом Нельсоном, – в тон гауптштурмфюреру ответил Сэм.

– А-а, так это вы с Бохманом боксировали! – смакуя бог весть какое удовольствие, протянул Великий Лео и даже повеселел. – И что же не поделили два ученых мужа? Фройляйн Лоту или повариху? Хотя из-за прекрасной дамы вы бы рыцарский турнир устраивать не стали, не ваш стиль. Стало быть, идеологические разногласия. По поводу научных споров – предъявлять претензии вроде не из-за чего, сидите в калоше оба, мне Бохман доложил.

– При чем тут калоша! У вас, между прочим, люди погибли. И между прочим, это мы с Герхардом их выносили. А вас там почему-то не было. Неинтересно стало?

– Нет, неинтересно! Хотите похвалу за пару мертвецов? Извольте. Руководство базы, то бишь я, выражает благодарность лейтенанту Керши и премирует его, э-э… Вот хотя бы внеочередным походом в душевую. Что вы так смотрите? Изрядная привилегия, между прочим, – Великий Лео ощерился в подобии улыбки. Поблажка действительно была нешуточная. – А покойники, что же. Пол-Европы сейчас покойники, заметьте, не похороненные как должно. Вырыть во льду могилу и поставить крест? Так бригадефюрер Рейнеке был убежденным атеистом. Впрочем, если делать нечего, ройте на здоровье! Только какая разница – там во льду, здесь ли?

– Сие уважение больше надо живым, чем мертвым, – довольно банальным нравоучением ответил Сэм, но ничего иного, кроме этой вечной истины, ему в голову сейчас не пришло.

– Знаю, знаю. Воспитание поколений, почтение к ценностям. Только у нас случай не тот. Махровая ошибка и глупая самонадеянность, вот что имело место. И если кого я бы с радостью похоронил собственноручно, так это Бохмана. Правильно вы ему морду разбили, – с резкой горечью сказал Великий Лео, и было видно – сейчас он не шутил. – Гений самоучка! Сто пятьдесят процентов гарантии! Башкой бы его, да в ту шахту с запалом в заднице!

– Бохман не виноват. Он и господин Рейнеке все рассчитали правильно. Я вас уверяю, – сказал Сэм очень твердым тоном, не допускающим ни тени сомнения в его словах.

– А кто же виноват? Торпеда с заводским браком? Тогда диверсия, – скучно и ровно сказал гауптштурмфюрер, уже не ерничая, но обращаясь к Сэму просто как к знающему человеку, которому можно доверять.

– И торпеда не причина. Вообще, надо смотреть на месте. Что-то там было. Что-то в самой шахте или под ней на глубине. Вот утихнет метель…

– Ладно, ладно. Ишь развоевались. Ко мне в заместители метите? А, господин лейтенант? – снова вернулся в привычное русло разговора гауптштурмфюрер.

– Мне у вас замещать нечего. Вы в технических дисциплинах ни черта не понимаете. Но разобраться надо. Чтобы люди не гибли. И вообще. Странно как-то, – немного нахмурился Сэм.

– Еще бы не странно. Нормальный человек, а дружите с оборотнем? И что, даже поджилки не трясутся? – кисло скривил губы Великий Лео.

«Вот оно, начинается, – подумал про себя Сэм, – за этим, наверное, и позвал». Он уж предчувствовал, дружба его с Герхардом даром не пройдет.

– Я вовсе не собираюсь перевербовывать вашего адепта, но и приятельствовать имею право с кем хочу. Что касается страха, то подобное чувство происходит по большей части от невежества. Ученый же ведет себя по иному. Он проясняет неопределенность с точки зрения доступных ему теорий, а если их не хватает, то формулирует новые. Хотя бедняге Вилли вы все же умудрились запудрить мозги. Он и вправду уверовал, будто телесное состояние определяет поведение. Оборотень – он или людоед, или зачем ему быть оборотнем? Кстати, сами вы нисколько ваших подопечных не боитесь.

– Дружите с кем хотите, какое мое дело! – неожиданно отмахнулся от него Ховен. – Но идеологическую пропаганду на моей базе я запрещаю! Это приказ, и за нарушение его карцер!

– При чем здесь пропаганда? Если синяк под глазом, так сразу и пропаганда! А ваш Бохман всего-навсего дурак. Он думает, что если перетопить сотню-другую евреев в Шпрее, французов в Сене и поляков в Висле, то выйдет борьба за новый мир. На самом же деле поиск козла отпущения, кстати, подобная процедура как раз и была придумана столь яро ненавидимыми вами иудеями.

– Много вы, англичане, понимаете. Ваше благодушное Сити разлеглось на мешках с колониальной шерстью и в ус не дует. Но погодите. Они еще придут к вам. Если мы проиграем, конечно. Сионистские банкиры и еврейские лавочники. Вы пустили к себе бегущих крыс, и однажды они сгрызут ваш благоустроенный корабль. У них тоже будут мешки. Пустые мешки, в которые они положат все самое святое, чем вы дорожите. Ваши фабрики и ваши банки, ваши особняки и ваши клубы, даже ваши обожаемые футбольные команды и теннисные площадки. И великий британский король навесит на них ордена, потому что ему за это очень хорошо заплатят. Вам же останутся сиротские приюты и бесплатные богадельни, которые они милостиво согласятся содержать на отнятые у вас деньги.

– И поэтому вы устраиваете изоляционные гетто и морите их в лагерях? Интересно, что украл у вас лично какой-нибудь нищий портной Шимел или холодный сапожник Хацек? В рейхе умирают толпами ни за что уличные музыканты и деревенские раввины, мастеровые и учителя, с какого боку здесь мировой капитал, я вас спрашиваю, раз уж вы затронули эту тему?

– Кому они нужны! Сам фюрер не знает, что с ними делать дальше. Потому что они никому не интересны. Существует большая разница между сионистскими денежными тузами и человеческим мусором, распевающим свои молитвы вместе с пейсатыми канторами в заштатных синагогах. Но, тронув одних, нельзя щадить и вторых. А вторых, к сожалению, большинство. И что-то я не слыхал о том, как еврейские магнаты спешат к нам из-за океана выкупать своих нищих собратьев. Хотя тысячелетний рейх с радостью продал бы их на вес вместе с выводком.

– Так отпустите их на все четыре стороны. Пусть бегут в Сибирь или в Палестину, зачем марать руки совершенно невинной кровью! – воскликнул Сэм и тут же пожалел о своем искреннем порыве. Ничего он здесь не докажет, а если и докажет, то какой смысл? Но все равно сказал: – Ваши потомки вам же этого не простят.

– Если мы отпустим евреев на все четыре стороны, как вы предлагаете, то нам этого не простят не то что потомки. Нам не простят наши нынешние немцы. Десять лет им внушали, что в евреях зло, десять лет они грабили и уничтожали с премногим удовольствием тех, кого мы сегодня прикажем им любить, как своего ближнего. Тех, кого поносили, как выродков и недочеловеков, призванных уничтожить род людской. Нет, шалишь. Вот это будет верная смерть. Так что мы, те, кто знает и понимает и видит дальше собственного пупка, вынуждены идти на некоторый ущерб.