– А мы кто есть? – коротко хохотнул Вилли. – Сидим на краю снежной пустыни и не сегодня завтра протянем ноги. Сам ты не щепка? Или, к примеру, Волк? Или малышка Гуди? И наш дровосек Ховен тоже щепка, разве что размером покрупнее. Нас всех выплюнуло сюда за ненадобностью. Сверхсекретная база для обожаемого фюрера – одна видимость, воплощение подспудных страхов имперских богов. Отпала в нас нужда, и тут же про нас все забыли. Здесь даже вшивого полувзвода СС нет, как бывает на подобных объектах. За отсутствием необходимости. Мы все на этой базе – склад ненужных щепок. И я, как щепка и с точки зрения этой щепки, говорю, что хочу. А вы на вашем затхлом Альбионе можете напускать какого угодно туману. Все равно либо вы включитесь в игру, либо обновленный мир вынесет вас из этой игры вперед ногами. Времена не изменились, как и правила, – у кого дубина толще, тот и бьет больней, а после снимает сливки. Нравится это или не нравится, но так есть и так будет, как те самые пресловутые три измерения, которые никуда не денутся, к ним лишь можно добавить еще четыре или пять, а дальше – волки и свирепые рыси, ты видел сам.

– Ты полагаешь, человеческие ценности утратили свои качества? И мы покорно возвращаемся в век дубин и каменных топоров? Ради того, чтобы выжить? Только ты забываешь, ваша главная дубина – словоблудие. Вы не бьете, вы оскорбляете, у вас сильный не тот, кто дерется, а тот, кто топчет, – Сэм привстал со своего места, его охватила внезапно сильная и до дрожи холодная ярость. Именно потому, что, может, от Бохмана он не ожидал этих убогих рассуждений. – Какая же вы раса господ, если сверху донизу одни распластанные по грязи рабы? Третий рейх! Первые два воевали хоть за веру и Гроб Господень! А вы за что? Чтобы с груды черепов ловчее было плевать на соседей? И это ты называешь движением вперед? Это – цивилизация?! Может, моя страна и потеряет со временем все, до последней колонии, и свое влияние в ближайшем настоящем, может быть! Но в будущем зато каждый из британцев скажет: ни я, ни кто-то из моих предков не опоганил себя, взяв в руки нацистскую дубину! А вас ждет вселенское позорище! И никакие здесь собрались не щепки. Может, лучшие из германцев как раз и собрались, кроме тебя и твоего полоумного Лео!

Они уже стояли друг перед другом, как два петуха, разделенные пространственно хлипкой столовой доской, и оба жутко ненавидели, и оба на эту минуту стали врагами. На них смотрели с ожиданием, но никто не вмешивался, хотя как раз за обедом сидели Хартенштейн и рядом с ним Лота: первый – разинув рот от изумления, вторая – выпучив голубые глазищи от негодования. Но вмешиваться не спешили. Старший механик базы Ганс Тенсфельд, мирно пивший кофе в компании гальванера Петера, украдкой и с болезненной тоской поглядывал на Сэма, словно желая, но и смертельно не решаясь поддержать отважного бритта.

– Ничего вы не скажете, ни завтра, ни послезавтра! Потому что никакого будущего у вас не случится! Вы все сдохнете от собственной слабости, когда мы задерем русского медведя и поделим эту жирную кость между собой. Вас даже не нужно будет завоевывать, приползете вместе с вашим Черчиллем и плюгавым королем, на коленях приползете, чтобы выпросить места в новом мире! А мы плюнем! Потому что только плевка вы и достойны!

– Может, великая Британская империя и ослабела, но кое у кого еще хватит сил, чтобы поучить отдельных ублюдков! – выкрикнул Сэм и кинулся прямо через стол на оторопевшего Бохмана с кулаками.

Он не то чтобы исчерпал все разумные доводы, а просто понял – споры здесь бесполезны. Эдакую дурь действительно можно выбить у такого, как Вилли, прочь из головы единственно дубиной, бессловесной и настоящей. И вот когда отлупишь его хорошенько до рваных дыр в поганой шкуре, и взвоет Бохман и подобный ему от боли и поймет, что такое боль, только тогда он и получит шанс стать человеком, может, даже нормальным.

Сэм что было сил засветил своему противнику в нос, по-уличному, как дрался еще подростком. Пусть и англичанин, но о боксе и его правилах Сэм понятия не имел и потому использовал хоть и босяцкие, но действенные приемы портовых докеров. Следующий удар пришелся Бохману ребром ладони прямо по шее, Вилли опрокинулся всем телом на стол, пачкая окровавленной физиономией чертежи и бумаги, и сразу получил довесок в виде изрядного тумака по хребту.

– Будешь еще?! Будешь еще, бош окаянный?! – кричал Сэм, навалившись сверху и не переставая мутузить беднягу Вилли кулаками по бокам так, что хрустели ребра. – Я тебе покажу, как дохнут от слабости! Я тебе покажу, как биться один на один! Где твой Геббельс? Нет его! Дурацкая башка! Я тебе покажу цивилизацию с дубиной! Вот тебе, раз! Вот тебе, два!

Ганс Тенсфельд и несколько офицеров с лодки, сидевшие в дальнем углу, украдкой улыбались и вступаться за честь собрата вовсе не спешили. Петер, тот лишь хлопал белесыми ресницами и каждый удар сопровождал восклицанием: «Ух, ты!», непонятно что желая выразить: восхищение то ли бойцовскими качествами Сэма, то ли долготерпением Вилли.

– Солдаты рейха, разве вам не стыдно! – это резко, уронив массивный табурет, поднялась со своего места доктор Эйгрубер. – Как смеет британский ублюдок на ваших глазах оскорблять великую нацию! – и Лота, бесцеремонно схватив сидевшего рядом капитана за воротник, потянулась к его кобуре. – Если у вас, Вернер, не хватает духу, то мы, женщины Германии, покажем, как следует истреблять врага!

– Да успокойтесь вы, Лота, в самом деле! – Хартенштейн не слишком вежливо перехватил ее руку, женщина взвизгнула. – И не смейте прикасаться к боевому оружию! Парни сами разберутся между собой! Это их личное дело. Лейтенант Смит вообще находится не в нашем с вами ведении, а передан как военнопленный герру гауптштурмфюреру Ховену.

– Я доложу! Я немедленно доложу обо всем Лео! Имейте в виду! И о вас тоже, капитан! – закричала Шарлота с истерическими нотами в голосе.

– Сделайте милость! – усмехнулся Хартенштейн, однако не выпуская из захвата ее запястье. – Идея бессмертного рейха не нуждается в защите, тем более во время мальчишеской драки на камбузе. Смотрите, вы своими воплями напугали Гуди, и теперь жаркое подгорит.

К этому времени любопытные подобрались поближе, будто азартные болельщики на подпольных петушиных боях, Петер, чтобы лучше видеть, даже влез на табурет. Вилли уже немного очухался под ударами, ему удалось подняться, и, невзирая на перебитый, извергающий кровавую юшку нос, он кинулся на обидчика всем телом, как ганнибалов слон на римского легионера. Идейные противники покатились по полу, ударяясь то и дело о столовую мебель, каждый норовил попасть кулаком непременно в лицо, хотя ногами они тоже колотили друг дружку изрядно. То одна, то другая голова выныривала сверху и сразу же пропадала, чтобы появиться через пару мгновений. Оба были аховые бойцы, зато им не приходилось занимать злости, и драка обещала перерасти в основательно кровавое зрелище. Шарлота уже по-бабьи визжала, подначивая своего бывшего любовника и напрочь позабыв про третий рейх, Гуди тихонько плакала, выглядывая из-за кухонной двери.

– Ополоумели вы, что ли? Герхард, а ну помоги! – в столовую вошли в легком метельном облаке доктор Линде и Марвитц. – Это военная база, в конце концов, или бордель на Реепербан?!