Уже на подходе они точно знали – сведения, переданные для них в Москве, абсолютная и непреложная правда. Здесь же, на месте, они определили присутствие трех «обращенцев», как Игер и Тили называли подобных им и самих себя. Была тогда лютая метель, они еле-еле ползли на брюхе, перед тем зарыв сани с припасами неподалеку в снегах у западной скалы. Тили хотела остаться там и переждать – очень сильно бушевала непогода. Но брат сказал «нет». Время дорого, это последний взрыв стихии перед замирением. Сейчас самый походящий момент узнать наверняка. Они тогда все же доползли, и то лишь потому, что не вполне каждый из них человек, им не разорвало легкие, а невероятная сила лап и жестоких когтей позволила вгрызаться в ледяной настил, не давая буре унести себя прочь. И, как оказалось, очень правильно сделали, Игер всегда делает правильно, надо только его слушать. Они засекли всех троих, и в общем-то наплевать, если их учуяли тоже, попробуй, выйди в такую метель, себе дороже.

Потом они еще дня два не обращались, лежали тихонечко под санями, для дополнительного тепла закутавшись в осыпавшийся над ними горкой, пушистый снег, спали уютно, совсем как звери, даже думать ни о чем не хотелось, а говорить они тем более не могли. После шторма отошли благоразумно подальше от залива, на расстояние, когда присутствие уже не читалось, да все равно ведь местоположение базы раскрыто. Тогда наконец переоделись, поели, как люди, мясных консервов, еще осталось с пол-ящика американских жестянок с говядиной, ими разжились на стоянке в Исландии. Теперь брат велел не щадить запас, чтобы не таскаться с лишним грузом, сейчас маневренность – главное. Они еще разогрели кипятку на спиртовой горелке, чайной засыпки оставалось с гулькин нос, можно и приэкономить, а вот колотого неровно белого сахару каждый взял по куску – его пока хватает, как и шоколадных плиток, неприкосновенных, на самый тяжелый случай. Всего лишь общая бестолковая инструкция, им с братом голод не грозит, однако Игер правило соблюдал и заставлял Тили. Они как все, ничуть не лучше. И если могут обходиться без неприкосновенных запасов, это не повод, чтобы жрать шоколад на стоянках.

Тили тогда, грызя сахар совершенными, ровными, снежными зубами, сказала ни к чему, а просто так, уж очень намолчалась за время непогоды:

– Если выродков в поселке всего трое, то еще не так плохи наши дела, – сказала и тут только поняла, как ужасно оговорилась.

– Выродков там больше полусотни. Все фашисты – выродки, без исключения, – оборвал ее брат и строго спросил: – По-твоему, мы тоже выродки?

– Да я не в том смысле, – стала оправдываться Тили, она и в самом деле не считала этих эсэсовских «обращенцев» ровней себе. Но и упряма была, потому возразила: – Мы тоже особенные люди, разве нет?

– Еще бы не особенные! Все советские люди особенные! И мы, и якуты, и узбеки, и черные и белые, и даже немецкие коммунисты! А все нацисты – выродки. Сто раз тебе повторял: главное не то, что ты можешь, а кто ты есть в своем сердце; Капитоныч то же самое говорил и других учил. Вот вернемся, нас примут в партию. Обязательно! Тогда и мы будем настоящими коммунистами. И если потребует наше правое дело – умрем в застенках, но тайны не выдадим, – Игер сказал так гордо и красиво, отчего Тили очень стало радостно: какой замечательный у нее брат. – Вот кто-то, к примеру, знает, как строить самолеты, а кто-то в шахматы играет замечательно за честь страны. Ты же этого делать не умеешь. Зато умеешь обращаться и выслеживать любое живое существо, еще драться, как мало кто может. У каждого советского человека свой талант, вместе мы сила. А наш Вождь, он вообще делает то, что никто больше в целом свете делать не способен, – он думает один за всех. Вождь, по-твоему, тоже выродок?

– Что ты! Он самый лучший человек! Ему обращаться нельзя! – Тили невольно представила себе Великого Гения Всех Времен и Народов бегающим по лесным кустам в волчьей шкуре и чешущим блох. Очень непочтительное вышло бы зрелище, и она прогнала прочь кощунственное видение. – Это хорошо, что он не умеет. Ему не солидно.

– Вот именно. Забава это все, но забава, для народа полезная. Всего лишь игра природы, помнишь, нам тот старичок ученый рассказывал, чтобы мы знали про себя и не смущались.

– Не такой уж он и старичок. Я слыхала, он даже в Англии был, хотя и не шпион. Фамилия у него смешная, на «капище» похожа, я забыла точно. А теперь, говорят, хочет для нашей победы бомбу построить, какой еще ни у кого и никогда не было. На атомном ядре.

– Да не на ядре, дурочка! На ядерном распаде. Только не в бомбах ведь дело. Сейчас не об этом думать надо, а как бы наши под Сталинградом фрицев доконали. С самого Порт-Стенли никаких известий. С ума можно сойти. Окружили уже или не окружили. Много твои бомбы помогут! Старичок, ему-то что, сидит себе в лаборатории, но для оружия главное – не какое оно, а в чьих руках. И готов ли ты с тем оружием принять смерть, или бросишь его и побежишь куда глаза глядят, которые от страха велики.

Тили тогда стало совестно, что вот она сравнила себя и брата, советских комсомольцев и красных бойцов, с отребьем из фашистов, пускай они тоже «обращенцы». Игер всегда во всем прав, а она и в самом деле дурочка.

Теперь они оба, облаченные в толстые, но легкие меховые полушубки, что положены летчикам в полярных эскадрильях, методично и по плану рассматривали базу, притаившись за дальними ледяными холмами. Бинокли им снарядили в дорогу не простые, полевые, а специальные, сделанные на заказ. Линзы затенены от света, чтобы глазам удобнее и чтобы не было предательских бликов. Очень полезное устройство. Лежишь себе спокойно в сугробе и все видать, кажется, руку протянешь и возьмешь. Третий день после метели уже так лежат. Осторожно и тихо высматривают. Над искристо-белым нагорьем даже незаметно меховых ушастых шапок – Игер присыпал их снегом, будто театральной пудрой. Из оружия с собой два американских автомата системы Томпсона, это на всякий случай, у брата еще крупнокалиберный, девятимиллиметровый «Вальтер-полицайпистоле-криминаль» в заднем кармане.

Задача перед ними – яснее не придумаешь. Вражеское гнездо должно быть уничтожено и никаких других вариантов. Пленных не брать, постройки разметать по ветру. На то и запас взрывчатки в санях. Только ее мало на что хватит. Но вот на топливной станции у фрицев полно горючего. Еще бы вычислить арсенал, и было бы совсем хорошо. Игер здраво предположил, что оружейный склад непременно там, где обретается кто-нибудь из «обращенцев». Стало быть, или в ангаре, который сторожит здоровенный увалень с бородой, или в бараке, куда шастает щуплая девица явно восточного типа, может, японка или казашка, кто ее разберет. Все равно народу на базе чересчур много, они даже не ожидали, что окажется столько. И на берегу в глубине залива что-то затевают. Сарай у них там, а в сарае катер, при катере часовой… Часовой, положим, вообще не проблема, обычный фриц ходит кругами с автоматом через плечо, да еще курит на посту. Все же шум поднимать им раньше времени ни к чему. Да и от катера польза пока неясная.

Так что остается до поры наблюдать и думать, да мечтать на досуге, как вернутся они домой, как встретит их Капитоныч, как станет гордиться, как дадут следующее звание после лейтенантского. Почему бы нет, если заслужили. И как примет их еще один человек, памятный на всю жизнь, больше которого на земле никого нет.