девять бутылок (одну Ким Дюфэ разбила о борт «Течи» в день спуска на воду, еще одну они торжественно распили в прошлом году в честь более-менее успешного завершения операции «Спартак», а третью – совсем недавно, когда принимали Карла Баррингтона в свою шайку); затем спустились в подвал, прошли мимо пустых винных стеллажей в пустые мастерские с пустыми рабочими столами и свисающими в темноте с потолка электрическими розетками, похожими на безногих пауков; и наконец добрались до самого тайного уголка в доме, каморки, расположенной за старинной угольной печью, – каморки, которую они привели в порядок и вокруг которой Этьен целую неделю расставлял мины-ловушки. В этой комнате они собирались и обсуждали свои планы, здесь же в пятигаллонной жестянке хранили натрий, залитый керосином, а также карты местности, спрятанные в древнем бюро с откидной крышкой, и список врагов народа, доступ к которому имел только Гровер.

Небо стало еще темнее, дождь налетал порывами, то переходя в ливень, то стихая до мелкой мороси, а в глубине дома, в сухой прохладной комнате, Хунта готовила переворот. Они уже три года плели нити заговора, и тот порой напоминал Тиму сны, которые он видел, когда болел и лежал с высокой температурой, сны, в которых ему поручали что-то сделать – разыскать нужного человека в огромном незнакомом городе, кишащем людьми и подсказками; решить длиннющую, запутанную арифметическую задачку, где каждое действие влекло за собой десятки новых. Казалось, что ситуация никак не меняется. Не было задач, которые не приводили бы к необходимости обдумывать новые задачи, так что вскоре старые забывались и по умолчанию возвращались в руки взрослых или попадали в ничейную зону, и тогда приходилось начинать все сначала. Что с того, что Этьену в прошлом году (если привести самый яркий пример) удалось почти на неделю остановить бумажную фабрику, засорив водозаборник? Прочие дела шли своим чередом, как будто сам заговор имел некий существенный изъян и был обречен на неудачу. Хоган Ленитроп в тот же вечер должен был бросить дымовую шашку на заседании АУР, выкурить всех из зала и утащить их протоколы и финансовые отчеты, но ему вдруг позвонили и попросили поговорить с одним анонимным алкоголиком, который впервые оказался в их городе и обратился в местное отделение АА, потому что попал в беду и был чем-то напуган.

– Чего он боится? – попытался выяснить Тим.

Случилось это год назад, ранней осенью, вскоре после начала занятий в школе. Хоган зашел к Тиму домой сразу после ужина, небо было светлым, хотя солнце уже село, и они пошли во двор покидать мяч в корзину. Мяч кидал только Тим, у Хогана же наложились друг на друга два обещания, и теперь он мучился.

– Боится, что снова начнет пить, – объяснил Тиму Хоган. – Я возьму с собой это, – сказал он, показывая пакет молока. – Если он захочет выпить, мы выпьем молока.

– Буэ, – скривился Тим, который не очень-то любил молоко.

– Слушай, – начал Хоган, – молоко нужно не только детям. Давай я расскажу тебе о пользе молока. Это великолепный напиток.

– Лучше расскажи про пиво, – предложил Тим. Последнее время его увлекала идея основательно напиться.

– Тебе смешно, – обиделся Хоган. – А мне, между прочим, повезло, что я сумел бросить пить. И мой отец то же самое говорит. Взять хотя бы этого парня, с которым мне надо поговорить. Ему тридцать семь лет. Прикинь, насколько я его опередил.

– Ты должен сегодня вечером подложить дымовую шашку, – напомнил Тим.

– Слушай, Тим, может, ты подложишь вместо меня, а?

– Мы с Грови собираемся взорвать натрий, – сказал Тим. – Помнишь? И это должно произойти одновременно.

– Ну, тогда скажи Грови, что я не могу, – сказал Хоган. – Извини, Тим, никак не могу.

Именно в этот момент – как и следовало ожидать – появился Гровер. Тим и Хоган постарались как можно дипломатичнее объяснить ему ситуацию, но, как обычно, их усилий оказалось недостаточно, поскольку Гровер устроил им разнос по полной программе и, обозвав их по-всякому, ушел в сумерки, которые тем временем успели крадучись наползти с гор, так что никто и не заметил, как стемнело.

– Похоже, натриевая атака отменяется, – спустя некоторое время робко предположил Хоган, – а, Тим?

– Да, – согласился Тим.

По обыкновению, все шло не так, как должно было; никакого продвижения к цели. Этьен зря нырял с аквалангом – разве что шутки ради. Бумажная фабрика снова начнет работать, люди вернутся в цеха, атмосфера опасности и недовольства – то, чего добивался и на что рассчитывал Гровер, исходя из своих темных замыслов, о которых он никому не рассказывал, – рассеется, и все пойдет по-прежнему.

– Слушай-ка, Тим, – предложил Хоган голосом Мишки Йоги{160}, которым говорил, когда старался кого-то приободрить, – может, пойдем вместе в отель и потолкуем с этим парнем?

– Так он в отеле? – спросил Тим.

– Да, – ответил Хог.

Парень оказался в городе проездом, и почему-то никто не хотел с ним встречаться. Нэнси, секретарша в главном офисе АА, отчаявшись кого-нибудь найти, позвонила Хогану. Он согласился. «Он пойдет», – сказала она кому-то, кто был с ней в офисе, и Хогану показалось, что на другом конце провода раздался смех.

Тим взял свой велосипед, крикнул родителям, что скоро вернется, и покатил с Хоганом под горку сквозь сгущающиеся сумерки к центру города. Стояла отличная осенняя погода, какая бывает в тот краткий промежуток, когда некоторые деревья, опережая график, начинают быстро желтеть, насекомые с каждым днем жужжат все громче, а по утрам, если ветер дует с северо-запада, по дороге в школу можно увидеть, как над вершинами гор кружат одинокие ястребы, готовясь к отлету на юг. Несмотря на загубленный день, Тим с наслаждением катился, не крутя педалей, вниз по склону к скоплению желтых огоньков, радуясь, что сбежал от двух страничек арифметических примеров и главы из учебника по физике, которую должен был прочитать, не говоря уже о паршивом фильме, какой-то романтической комедии 1940-х годов, которая шла в этот вечер по единственному работающему каналу. Проезжая мимо домов, окна и двери которых были открыты ради первой вечерней прохлады, Тим и Хоган мельком видели голубоватое свечение телевизионных экранов с одним и тем же фильмом и улавливали обрывки диалога: «…Рядовой, вы что, совсем с ума…»; «Да, была одна девушка, там, дома…» (всплеск, комический вопль) – «О, простите, сэр, я думал, вы японский лазутчик…» – «Да как же я могу быть японским лазутчиком, если мы в пяти тысячах…»; «Я буду ждать, Билл, буду ждать тебя столько, сколько…» Они миновали пожарное депо, возле которого, сидя на старой пожарной машине «ляфранс»{161}, курили и рассказывали анекдоты взрослые