Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И теперь он стал частью ее кошмара, ее боли.
Он наконец-то понял, что она пережила, осознал, потому что сам будто видел этого маленького хрупкого малыша с тёмно-рыжими завитушками волос и яркими синими глазами, слышал, как слабо бьется его сердце. Видел и чувствовал, как его старший сын цеплялся за жизнь своими маленькими, но сильными ручками.
Они сидели так долго, и каждый переживал свою боль.
Только Марине и в голову бы не пришло, что Костя тоже мог беззвучно выть и вытирать украдкой скупые мужские слезы. И ей не показалось, что у него сердце так сильно и бешено стучит, что вот-вот вырвется.
– Останешься со мной? – хрипло прошептала, касаясь его груди сухими потрескавшимися губами.
– Останусь!
Он лег на подушку, увлекая ее за собой, натянул одеяло повыше, укрывая их, чувствовал, как Марина в его руках начала дрожать, вряд ли от холода, конечно.
Но заснуть оба не могли, лежали в темноте и слушали стук сердец, и дыхание друг друга.
– Я хочу в отпуск, – устало произнесла и подняла голову выше к нему, он в темноте не видел, но почувствовал кожей ее движение.
– Если хочешь, давай поедем, – тронул губами ее лоб, сухо поцеловал.
– Хорошо.
– Хорошо, – эхом повторил, наконец, проваливаясь в зыбкое забытье, где снова видел маленького мальчика, который держался за его огромную ладонь своими пальчиками, и не отпускал.
Это было его счастье и проклятие одновременно…
ГЛАВА 10
Утро, после Таниной свадьбы, было очень необычным во всех смыслах. Трудно представить себе выражение лица Ильи, когда он обнаружил маму и папу, спавших в обнимку. В одной кровати!
Но еще трудней было представить Марине собственную реакцию на такое нетипичное пробуждение!
Тепло и хорошо. Спокойно.
Пожалуй, она давно не спала настолько хорошо, как этой ночью!
Смутно помнился кошмар, и что Костя ее успокаивал, но пока не открыла глаза, думала, что ей все это приснилось, но стоило только приоткрыть веки, как она убедилась в ошибочности своих утверждений и даже надежд.
Это слишком личное: просто спать в одной постели и чувствовать себя абсолютно спокойно и комфортно. Это хуже, чем, если бы они занялись сексом, намного хуже!
Секс – это физиологическая потребность, страсть, и никакой привязанности. Взаимное удовлетворение. А вот… это… уже совершенно другой уровень отношений и доверия.
Пижама не оголяла ее тело, да ему это и не нужно было. Он просто забрался своими руками под ее пижамную кофту и ласково гладил живот, как детям гладят, когда у них колики в животике, вот и Костя так же гладил, без какого-либо подтекста. Просто сильное, но в то же время и трепетное прикосновение пальцев к нежной коже.
И Илья, который вытаращил на них глаза (благо под одеялом было незаметно, чем там руки Кости заняты), не знал, что сказать.
Костя, вроде как, пытался ее этим жестом успокоить. Только получалось все наоборот, потому что желание, узлом скручивало между ног, низ живота тянуло такой приятной ноющей и ожидающей болью, что, надави он чуть сильней, Марина бы не удержалась и застонала.
И когда окончательно проснулись, спровадили Илью на кухню, оба упорно делали вид, что эта ночь – ничего необычного, а так, норма, в порядке вещей.
Когда Костя ушел к себе умываться, Марина залезла под горячий душ, пытаясь успокоиться и расслабиться.
У нее давно не было мужчин, что уж тут говорить, но и спихивать свои желания на буйство гормонов она не стала. Ее тело ясно ей говорило, кого оно хочет, что скрывать самой от себя, разум был не против, и сердце тоже.
Таяло оно, таяло.
Сама же себе упорно твердила, что ему нельзя доверять, что не достоин, а теперь вот… сдалась и не заметила этого.
Была занята другими проблемами и упустила из виду, как непозволительно открылась, доверилась и позволила ему плотно войти не только в жизнь Ильи, но и в свою собственную. Все возвращается, будто не было всех этих долгих лет, и они только недавно познакомились. У нее снова учащается пульс, когда его руки просто обнимают, перехватывает дыхание от его близости, а щеки начинают подозрительно гореть, когда она осознает, что в ее фантазиях и снах они давным-давно забыли о всяких приличиях, отбросили в сторону сомнения и неуверенность, занимались любовью.
И сейчас ей снова стало нестерпимо жарко между ног, колени задрожали. Не помогала ни горячая вода, ни какие-либо отрезвляющие мысли.
Рука сама двинулась к промежности, а перед глазами она представила себе Костю, его затуманенные страстью и желанием глаза, соблазнительную довольную улыбку. Практически на своих губах ощутила чувственный поцелуй, откровенный и сексуальный, шершавый язык задел мочку уха и прикусил.
Ей стало трудно дышать!
Внутри ощущалась болезненная пустота. Пальцы аккуратно раздвинули чувствительные складочки, двинулись дальше, вглубь, натыкаясь на чувствительную горошину. И она не сдержалась, застонала, и пришлось собственной рукой зажать себе рот, потому что ей стало настолько хорошо, что еще чуть-чуть, и она могла кончить и закричать громко, не сдерживая своего наслаждения.
Она вспоминала его пальцы на своей коже, сильные, властные и собственнические порой, шероховатость подушечек, поглаживания.
Собственная рука и пальцы давно проникали все глубже и глубже. Она думала о прошлом,– как этот же фокус, своими руками проделывал Костя.
Темп наращивался, стоны становились громче.
Она выгнула спину, затылком упираясь в холодный кафель.
В мозгах творилась каша, реальность смешалась с фантазией.
Ей было дьявольски хорошо, непереносимо прекрасно!
И Марина кончила!
Оргазм обрушился внезапно, ноги подогнулись и стали ватными. Чтобы не упасть, пришлось съехать на пол душевой кабинки и сидеть, вздрагивая под горячими струями, переживая сексуальное освобождение от напряжения, копившегося в ней последние недели.
Марина уже не могла сказать, громко она стонала или нет, ей было просто настолько хорошо в этот момент, что ничего не волновало.
Конечно – это была сублимация и имитация, но чуточку стало легче. Она не считала это постыдным,– то, что сама себе доставила удовольствие. Можно подумать, в первый раз, именно Костины руки, вспоминая, она делает ЭТО!
Бес зазрения совести Марина давно для себя определила, что Костя – самый чувственный и умелый мужчина в ее жизни. Никто и никогда не пробуждал в ней такую бурю и калейдоскоп эмоций. От ненависти и недоверия, до опаляющего все на своем пути, сводящего с ума желания и страсти, от нежности, которую с каждым разом становилось трудней сдержать, до влюбленности, что снова начала просыпаться