— Я хочу, — проговорил он значительно, —чтобы мои модели оставили в таком же виде…

— Но каждый станет менять под себя, — сказал я.

— Станет, — согласился он, но глаза блеснулидьявольской гордостью: — Однако подвигает ползунками, наиграется спропорциями, вздохнет и вернется к моему дефолту! По крайней мере, я ужпостараюсь… да и, кроме того, я получил одно заманчивое предложение…

Я насторожился:

— От кого?

— От ведущей клиники, — сообщил он, — попластической хирургии. У них проблемы с новыми типами морд! Кстати, они с намипод одной крышей, только к ним из холла направо… Все женщины выходятодинаковыми. Не по вине хирургов, те смогли бы разнообразить, но бабы дуры, каквсе мы знаем, сами выбирают. А выбирают всегда одних и тех же, наивно полагая,что только они вот такие умные, а остальные предпочтут уродин.

— Вы им сбрасываете наши скины?

Он удивился:

— Каким образом? Наши компы не выходят в инет, вычто-то заработались, Володя! Но я посещаю их раз в неделю и консультирую, какаяформа скул эффектнее, а какие челюсти выразительнее. Эх, Владимир, теперь японимаю, что вы тогда приняли мудрое решение!.. С того времени у нас хотькакая-то устойчивость появилась. А то жили на птичьих правах… Я с этой работойтолько жить начал!

Только жить начал, мелькнула мысль. В таком возрасте?.. Этоя только начал жить, у меня впервые и жалованье, и хорошая машина, и новаяквартира в центре, и загородный дом, и возможности… Но мне двадцать пять, аВасилию Петровичу уже за шестьдесят, наверное…

Некстати вспомнилось, как мой отец сказал, что онтолько-только начал жить, когда вытолкал меня во взрослую жизнь. Теперь он,свободный от ежедневной ответственности за меня, наконец-то может занятьсясобой и вот впервые открыл, что в жизни масса интересного и что, оказывается,он еще совсем молод, мальчик прямо, и жить только начинает…

Что за жизнь такая ступенчатая, мелькнула смятенная мысль,если на каждой ступеньке вдруг соображаешь, что раньше была не жизнь, а толькопрелюдия к ней, а жить начинаешь вот только с этой минуты! И так всякий раз, итак всякий раз…

Василий Петрович продолжал любовно подгонять на экранеженское лицо под только ему одному видимые каноны красоты, а я смотрел черезего голову, а потом перевел взор на его седые волосы, сердце кольнуло жалостью.

Он точно не доживет до сингулярности. И даже до бессмертияне дотянет. И потом вряд ли воскресят… Когда человек уходит из жизни, многие лио нем помнят? Даже если великий, если хоронили с помпой, показывали потелевидению и сообщали во всех новостях?..

Даже те, которые в самом деле гиганты, ну там Пушкин илиАлександр Невский, вспоминаем ли о них сейчас? Конечно, если для их возрождениядостаточно шевельнуть пальцем, то я бы их возродил, но если для этого лично мнепридется вложить хотя бы малые деньги, куда-то поехать, что-то сделать,заполнить бумаги… а оно мне надо?

Так же и с общим делом по Федорову. Ну нет у меня интереса воскрешатьбогомольных крестьян Пушкинской эпохи или Пугачевщины, да и сам народный геройПугачев вроде бы ни к чему в этом мире. Федоров, задумав благое дело, неучитывал стремительного роста хай-тека, для него и век двадцать второй ничем неотличается от века девятнадцатого: те же кареты и кучера на облучке, а лакеи назапятках…

Но эти ладно, а вот милейший Василий Петрович умрет, ивскоре память о нем сотрется даже у меня. Не то что память, память у меня будетабсолютная, но сотрутся краски, а это значит, я просто поленюсь заниматься еговоскрешением.

А это, если честно, несправедливо. Он не виноват, чтородился раньше меня на сорок лет.

— Ради таких женщин, — заметил я, — что вынарисовали, многие пойдут на дракона.

— Для того и стараюсь, — ответил он молодымголосом. — Войдя в байму — входишь в мечту! И начинаешь осуществлять…овеществлять то, что видел только в смутных и сладостных грезах…

Я посмотрел на него с сомнением, трудно представить, что воттакое ископаемое хоть когда-то о чем-то мечтало.

— Вы тоже мечтаете?

Он взглянул на меня хитро, словно прочел мои мысли.

— Представьте себе.

В его тоне почудился некий намек, я не понял, из-за этогорассердился и спросил почти агрессивно:

— О чем, если не слишком большой секрет?

— О чем велят инстинкты, — ответил он сдобродушной улыбкой, с какой мудрые деды говорят с неумными внуками.

— Инстинкты?

— Ну да, — ответил он. — Это они командуютнашими мечтами. И грезами. Инстинкты, всюду инстинкты… Рулят всем и всюду. Дажекогда мы уверены, что руководствуемся чистейшим разумом, но если копнуть,оказывается — инстинкт… Я это заметил на смешном, можно сказать. Вдруг заметил,что мечты мои резко изменились. Я всегда любил помечтать, особенно в постелиперед сном. Так вот, если раньше, кем бы себя ни воображал: героем,изобретателем, космонавтом на далекой планете, банкиром или суперменом — всегдадействовал я, все было для меня, весь мир для меня…

Он сделал паузу, я спросил осторожно:

— А что изменилось? Или уже не мечтаете?

Он отмахнулся:

— Столько же, как и раньше.

— Так в чем же…

Он пояснил:

— Хоть я и теперь все так же в главной роли, но уже нея рвусь к трону, а помогаю занять его достойному молодому человеку… илипринцессе! Не я иду убивать дракона, а помогаю его одолеть молодомублагородному парню. Хотя, конечно, я по-прежнему круче, ха-ха. Но не я рвусьзавоевать принцессу, а великодушно уступаю ее молодому и достойному…

Я сказал с неловкостью:

— Гм, никогда не думал, что и здесь инстинкт тоже беретсвое. Хотя да, понятно, зачем он так… А вот я еще в том стазе, когда самирвутся к трону.

— Тоже любите помечтать?

— Да, — признался я. — Никому не говорил, авот теперь, когда даже вы, оказывается, мечтаете…

— Все мечтают, — сообщил он просто. — Толькоу одних мечты куценькие, а у других с вот такенными крыльями!

Я еще раз пробежал взглядом по женским фигурам, кое-гдескелетным моделям, в других местах с уже натянутой кожей.

— Очень хорошо, — сказал я подбадривающе, —что и в вашем возрасте можете рисовать таких обалденных женщин!

Он поинтересовался обманчиво кротко:

— В каком?

— Ну, — сказал я уверенно, — когда перестаютработать гормоны… эти самые гормоны. Врачи говорят, что когда угасает половаяфункция, то прекращается и творчество. Это, дескать, неразрывно связано! Еще иФрейд говорил, что творчество — это половая функция…