— Завтра я пойду с вами, — прервавшись, не спрашивает, констатирует он.

А Блосс окутывает липкий страх. Вот главная проблема.

— Не пойдешь.

— Пойду! — повторяет с нажимом. — Сама слышала, на этом, как его там, Регуле я выживу.

— На Регуле — да. А в мятеже?

Горячая вода начала стынуть быстрее обычного, но Ричи словно не придает этому значения.

— Так перемести меня на бывшую работу, возьму там брони-жилет, или со своей планеты принеси! У вас же есть брони-жилеты?

Он выходит из джакузи, обматывается полотенцем.

— Мы мирная раса! — заводится Блосс, под потолком начинают кружить снежинки.

— И?! — жестикулирует Рихард.

— И есть у нас аналог, — зло, с неохотой признается Блосс. Снежинки превращаются в лед на потолке, а она с Рихардом прожигают друг друга взглядами.

— Я тебе говорила, что вернусь, — Блоссом резко встает, вода стекает по телу, как будто плачет. — Так я возвращаюсь! Всё, конец! Я в свой мир!

Рихард качает головой, берет полотенце, обматывает ее и вынимает из воды.

— Отпусти!

— Не отпущу!

Выносит на руках. Сильнее обычного прижимает к кровати.

— Не пущу, — повторяет и закрывает губы поцелуем.

«Угораздило с тобой связаться, инопланетный мой».

— Принесу я тебе брони-жилет, — сдается Блоссом. Любовь и злость переплетаются в душе. — Наши надежнее и легче, — вновь с неохотой добавляет она.

* * *

— Бабуль, прости, что так поздно, — Лена осторожно зашла ну кухню.

Бабушка отложила газету, поправила очки и тепло улыбнулась.

— Да, разве я молодой не была, разве не понимаю, — мягко проговорила она.

Лена скорее подошла к плите, чтобы бабушка не заметила навернувшихся слез, и зажгла газ, подавляя скорее всю боль.

— Мария Владимировна, — услышала она голос Сергея, также зашедшего на кухню, — не ругайтесь, но у нас с Леной были важные дела. И, — он на миг запнулся, — мы хотим на несколько дней уехать из города. В Ленином институте я обо всем договорился.

«Врун».

Хотелось вдарить этого колдуна, выместить на нем все, пускай и незаслуженно, но Лена сделала вид, что занята завариванием чая. «В конце концов, он ради тебя старается, рискует», — не вовремя заговорила совесть.

— Вы не переживайте, — продолжал парень, — я за ней присмотрю.

— Ой, ну что вы, детки, езжайте, — замахала руками Мария Владимировна, — отдохнете, вдвоем побудете, — с умилением добавила она.

«Ага. Он, я и группа мятежников. Красота, романтика».

— Ба, — слова давались Лене с трудом, кое-как она поставила чашки на стол, отводя взгляд, — я там стипендию и часть зарплаты на комод положила, ты бери, ладно.

На самом деле, Лена положила туда все деньги, что могла, но скажи так, бабушка точно не взяла.

— Лена!

— Ба! — не дала она ей возмутиться. — Мне так спокойнее будет.

Оставлять бабушку совсем не хотелось. Лена не страшилась неизвестности. Когда в стране кризис на кризисе с просветами, она воспринимается как само собой разумеющееся. И кирпич в любой момент может упасть на голову. Но неизвестность не отменяла заботу о будущем, если не своем, то хотя бы своих близких. Проси не за себя, но за них. Язык не отсохнет.

Сославшись на усталость, Лена выскользнула в коридор, покосилась на толстый конверт на комоде — конечно, это не стипендия и даже не зарплата — подарок от Блоссом. Если Лена не вернется, если не сможет справиться с узурпатором, на сберкнижку Марии Владимировны будут приходить дополнительные средства — это они с Блоссом обговорили задолго до явления Скотта. Вот только деньги внучку не вернут.

Лена вошла в свою комнату и устроилась на любимом потертом кресле. На этот раз даже музыку слушать не хотелось. Жизнь переворачивается вверх дном. Чужой мир ждет. Но такой ли он чужой?

Она и раньше задумывалась о том, насколько же тот мир похож и не похож на Землю, а его обитатели на землян. У Лумины были белоснежные с серебряным волосы, у Харон — полностью зеленые глаза — не такие уж принципиальные различия: не больше чем, цвет кожи. И ни доли пренебрежения или чуть иного отношения: общение на равных.

«Да, конечно, не все в том мире такие и с таким отношением. Но Лумина говорила, что инопланетные гости там — обыденность. А еще, — Лена закатала рукав блузки, — на Регуле никто не будет смотреть на них как на что-то…слишком странное, на Регуле я могу не скрывать их».

Здесь — чужая почти для всех, там — необходимая, нужная — почти для всех — зашептало шестое чувство. Жизнь не переворачивается, жизнь возвращается на законное место.

Дверь скрипнула, и от неожиданности Лена вздрогнула.

— Как ты? — обеспокоенно поинтересовался Сергей, снимая рубашку.

Лена выдохнула и неопределенно мотнула головой, ее взгляд невольно задержался на узоре на плече парня, едва прикрытом тонкой лямкой майки.

— Обычно число линий не зависит от силы мага, — заметив это, пояснил парень и, чуть подумав, снял майку, давая увидеть рисунок полностью.

Лена покраснела, но любопытство было сильнее смущения, и девушка продолжила пристально рассматривать его.

— Есть хоть одна, значит есть магия, а уж ее можно развить, — улыбнулся Серый. — Но ты — рожденная Хранительница с запертой Силой, вот и результат.

Он подошел к девушке, снял ее блузку — от неожиданности Лена даже не успела возразить, только порадовалась, что под ней еще есть майка, хотя стесняться Сергея после стольких ночей — как минимум было не очень логично. Но понять его взгляд было сложно: то ли восхищение — обожание своей правительницы, то ли это именно тот самый взгляд, каким мужчина смотрит на желанную женщину.

Сергей бережно провел пальцем по одной из линий, еще раз улыбнулся и отошел, лег в кровать. Лена тихо вздохнула: да, пожалуй, сейчас стоит отдохнуть, выспаться. Завтра самый сложный день. Завтра ждет родной Регул.

Сев на кровать, девушка стянула джинсы и улеглась: как всегда спиной к Сергею — так было проще и менее стыдно.

Ей было не страшно, скорее волнительно: не каждый день готовишься к бою, не каждую ночь считаешь последней на Земле. Но в присутствии Сергея Сила как будто начинала крепнуть, расцветать внутри и успокаивать. Почти не слышно, не словами, а ощущениями, чувствами нашептывать: все будет хорошо. Принцесса-Хранительница не может не справиться.

Но одновременно с Силой вновь заговорила совесть, укоряя.

— Серёж, — позвала она, развернувшись и убедившись, что тот не спит.

— Да? — бархатистый голос звучал особенно красиво: как будто тихо пел вместе с ночью.