Дженни замерла. И я тоже. Я практически видела, как мысли девушки мечутся в ее голове, пытаясь понять, откуда Мисти могла узнать о ее суицидальной истории. А потом Дженни всего на секунду взглянула на меня, и я в ужасе осознала, что она может подумать, будто это я рассказала Мисти о ее попытке самоубийства. Затем Дженни выпрямилась и с достоинством произнесла:

– Мисти, ты до сих пор никак не поймешь кое-что очень важное обо мне. Мне абсолютно без разницы все, что ты говоришь или делаешь. Ничего из этого не может мне навредить.

И с этими словами она зашагала прочь. Я хотела догнать Дженни, уверить, что это не я выдала ее секрет, но Мисти схватила меня за руку:

– Эй, Скай! Бал окончен, но вся ночь впереди. Не хочешь отметить сегодняшний вечер небольшим торжественным забегом?

Мы договорились встретиться через час, чтобы Мисти могла пойти домой и переодеться. Добравшись до закрытого частного сада, я ожидала увидеть там всех остальных – Бо, Верити, Хэтти, Дэйна и, возможно, Гриффа, но Мисти ждала меня в одиночестве.

– Я подумала, нам стоит почаще проводить свободное время вместе, только девочки, и никого больше, – беспечно сказала Мисти.

Я кивнула, хотя это немного нервировало, ведь раньше такого никогда не случалось. Если не считать того случая в раздевалке, когда у нее начались месячные, мы никогда раньше ничего не делали только вдвоем. Предупреждение Дженни эхом отдавалось у меня в голове: «Будь осторожна!»

Платье дебютантки состояло из двух частей, поэтому Мисти просто сменила пышную нижнюю юбку на джинсы и свои кроссовки «Голден гуз». Верхняя же часть платья представляла собой белый расшитый блестками корсет без бретелек, который отлично сочетался с синими джинсами и жакетом, накинутым сверху.

Спустившись в пещеру входа, Мисти подобрала в углу небольшой рюкзак и перекинула его через плечо. В нем лежали веревка и металлический крюк. После предыдущего забега мы решили оставить все это здесь на будущее. Затем она поместила свой драгоценный камень в паз на пирамидке, в проеме портала вспыхнула завеса пурпурного света, и мы шагнули сквозь нее.

Мисти болтала всю дорогу, пока мы шли по туннелю, сплетничая о тех, кто присутствовал на Котильоне, во что они были одеты и с кем общались, о том, в каком восторге она была, столкнувшись там со мной, и о Бо.

– Не хочу показаться глупой влюбленной дурочкой, но я просто обожаю его, – говорила она задумчиво. – Я знаю, что и он любит меня. Это прозвучит странно, но между нами есть связь. Я это чувствовала с самого детства. Моя мама и мама Бо постоянно об этом твердят, и они убеждены, что мы поженимся годам к двадцати трем.

Она произнесла это как раз тогда, когда мы подошли к груде мусора под отверстием колодца, там, где случился мой второй – и самый чудесный – поцелуй с Бо. Из всех мест в мире это было не самое для меня подходящее, чтобы размышлять о потенциальной свадьбе Мисти и Бо. И слушая, как девушка туманно рассказывает мне о какой-то их связи и тому подобном, я была очень рада, что она не знает о нашем поцелуе.

Пока Мисти пыталась забросить крюк, я тоже заглянула в шахту колодца и подумала о Лысом Крикуне. Сейчас как раз было его время ночи. После нескольких попыток Мисти, наконец, удалось зацепить крюк, и мы стали карабкаться, цепляясь за узлы на веревке.

Когда мы выбрались из колодца в Центральном парке будущего, было уже за полночь. Луна стояла высоко, заливая парк тусклым серебристым светом. Вокруг стояла тишина, лишь слабый ветерок шелестел в кронах деревьев. И слава богу, никаких лысых мужиков!

– Сюда! – Мисти направилась к Шведскому коттеджу, и я поспешила за ней.

Некоторое время она целеустремленно шагала на запад вдоль дорожки для верховой езды, а потом резко свернула на узкую грязную тропинку. Очевидно, у нее был план, конкретное место, куда она направлялась. Моя голова гудела от напряжения в попытке понять, зачем она привела сюда меня, а не одну из ее близких подруг, вроде Верити или Хэтти? И почему мы только вдвоем, без компании?

Потом мы вышли из парка на улицу Сентрал-Парк-Уэст, и, увидев, куда направляется Мисти, до меня, наконец, дошло, почему она взяла с собой только меня. Две остроконечные тени пронзали ночное небо, а следы ужасного вандализма были заметны даже в лунном свете – перед нами смутно вырисовывались две башни здания «Сан-Ремо».

– После того как мы осмотрели квартиру Верити и школу, – сказала Мисти, – мне захотелось пойти к нам и выяснить, что произошло с нашими семьями. Я подумала, что мы должны пойти вместе с тобой, только ты и я, на случай, если мы обнаружим что-то ужасное, сама понимаешь. Я планирую потом повторить то же самое с Хэтти.

К ее логике было не придраться. На самом деле это было очень даже тактично. Как и я, она стала свидетелем шока Верити от послания ее родителей на стене спальни. И это была всего лишь надпись! А что, если бы мы, как в школе, обнаружили у нас дома давно мертвые тела тех, кого мы любили? Это определенно было лучше пережить на глазах одного человека, а не всей компании.

Итак, мы пересекли заросшее травой поле, которое прежде являлось улицей Сентрал-Парк-Уэст, и остановились перед «Сан-Ремо», на котором гигантскими буквами были выведены две полные ненависти фразы. В этот раз я смогла более внимательно рассмотреть фигуру, болтающуюся в петле на фасаде здания, – это был мужчина. Его черты лица уже давно нельзя было разобрать из-за воздействия погоды и немногих оставшихся в живых птиц, но одежда все еще оставалось целой. Веревка на его шее была затянута поверх воротника пальто, из-за чего он и провисел так долго. Впервые увидев фигуру вблизи, я вдруг узнала это пальто: черное с фиолетовыми рукавами. Человек, висевший на фасаде моего дома, был Мэнни Уоннемейкер, радиоведущий с радикальными политическими взглядами.

– Они повесили Мэнни… – выдохнула я.

Мисти только покачала головой, и мы вместе вошли в здание.

Сначала мы отправились к Коллинзам. Наши шаги отдавались эхом, пока мы поднимались по внутренней пожарной лестнице, ориентируясь лишь с помощью фонариков смартфонов. На лестнице пахло плесенью и заброшенностью. Мы поднялись на двадцать первый этаж и вышли с лестничной площадки. Единственное окно на этаже в конце темного коридора оказалось разбито вдребезги, и было видно, что дождь регулярно заливает помещение. Ковер заплесневел и омерзительно вонял. Входная дверь в квартиру Коллинзов была приоткрыта и скрипнула, когда Мисти толкнула ее.

На дорогом белом ковре виднелись грязные следы ботинок – мародеры уже явно побывали здесь, но были довольно разборчивы. Некоторые ящики были выдвинуты, но в целом мебель совсем не пострадала – очевидно, это было дело рук «охотников за сокровищами», а не просто стихийный вандализм. Ветер свистел в разбитых окнах, заставляя занавески колыхаться. Стебли некоторых комнатных растений провели последние двадцать лет, отчаянно пытаясь добраться до окон в поисках солнечного света и влаги. Они были похожи на змей, обвивших кресла и диваны, и при взгляде на них у меня мурашки побежали по коже.