Я боялась найти мертвые тела, но после того, как Верити практически впала в прострацию на моих глазах, я подумала, что, возможно, есть зрелища и похуже трупов.

– Ты не должна была это знать, – сказала я ей. – Нам не следовало приходить сюда.

Все стояли в тишине, глядя на каракули в спальне Верити. Бо качал головой, Мисти и Честити молчали, а Грифф только пожал плечами. Рэд мягко положил руку на плечо Верити, а Дэйн прошептал:

– Это полный отстой.

В любом случае, никто не хотел задерживаться в квартире. Мы вернулись на Пятую авеню и, теперь уже под предводительством Гриффа, направились к школе «Монмут», расположенной в паре кварталов к северу. Среди всей нашей компании только Грифф все еще пребывал в приподнятом настроении, наслаждаясь мрачным приключением. Я повернулась к Бо, пока мы шли вдоль по улице:

– Есть идеи, чего ожидать в школе?

Он покачал головой, плотно сжав губы:

– Нет.

Сообщение для Верити, нацарапанное на стене комнаты, потрясло его.

Мы добрались до нашей старой школы. Некогда величавые парадные двери «Монмута» были расколоты и разбиты, как я догадывалась, разъяренной толпой.

– Народ, – сказала я, – мы в этом мире уже около двух часов. Нужно оставить достаточно времени, чтобы успеть вернуться в туннель до наступления темноты. Не хотелось бы задерживаться здесь надолго.

Кажется, Грифф не был согласен с моими аргументами. Он практически вбежал внутрь здания и сразу же бросился в административное крыло на первом этаже, направляясь прямо к кабинету мисс Блэкман в конце короткого коридора. Дверь в ее кабинет с медной табличкой, на которой еще можно было прочитать «Директор миссис К. Блэкман», криво покачивалась на петлях. Грифф торопливо шел к кабинету.

– Не терпится узнать, что случилось с этой сучкой…

Он пинком распахнул дверь и ворвался внутрь, но остановился как вкопанный, совсем как Верити в своей спальне. Рэд, Бо и я догнали его, и наши рты распахнулись в ужасе.

– Вот же дерьмо… – выдохнул Рэд.

– Ох… – прошептала я.

Бо прикрыл рот рукой, подавив рвотный позыв. За широким столом красного дерева, все еще сидя в кресле с высокой спинкой, находился сильно разложившийся скелет. В том, что это была мисс Блэкман, сомнений не было: на ней все еще был строгий черный костюм с юбкой и белым кружевным воротничком. Сам кабинет выглядел на удивление не разгромленным. Он находился на первом этаже, и сохранившиеся решетки на окнах защитили офис от воздействия погоды и тех немногих животных, которые выжили после гамма-облака. Рот мисс Блэкман был распахнут в беззвучном крике. Ее череп в районе затылка словно взорвался изнутри. Брызги крови виднелись на стене прямо за телом и на дипломах из Амхерста и Дартмута. На столе лежала записка, придавленная пресс-папье из Нью-Йоркской оперы. Я сразу узнала директорский безупречный почерк и, не прикасаясь к бумаге, прочитала:

О, жестокий мир.

По какой-то неведомой мне причине я стала одной из тех немногих, кто пережил прохождение нашей планеты сквозь облако.

Как жаль, что так случилось.

Бога нет. Ни один любящий Господь не мог бы обречь своих последователей на такую жестокость.

Будет лучше, если я закончу свою жизнь сейчас, на моих условиях, чем столкнусь с монстрами, которые теперь бродят по этому городу мертвых.

А потом она взяла и вышибла себе мозги. Я покачала головой, глядя на ее скелет, безвольно покоящийся в кресле. Даже в последние минуты мисс Блэкман сохранила свой непринужденный снобизм: «О, жестокий мир».

– Она выжила после гамма-облака только для того, чтобы покончить с собой, – произнес Рэд. – И кто эти «монстры», которые сейчас бродят по городу?

– Это все какой-то кошмарный сон, – тихо сказала я.

Грифф фыркнул:

– Да ну на хрен! Она получила по заслугам, заносчивая сучка. Я ее ненавидел.

Он вышел из комнаты, а я повернулась к Бо и брату:

– Вот теперь я действительно хочу уйти.

– Хорошая мысль, – ответил Бо.

– Согласен, – подтвердил Рэд.

Мы вышли из кабинета и, возвращаясь по коридору, нашли Хэтти и Мисти в кабинете школьного психолога мисс Вандермеер. Они, как ни странно, хохотали.

– Что вы делаете? – поинтересовалась я.

Они сидели за столом мисс Вандермеер, как раз под плакатом с надписью «Крутые ребята не курят», и что-то читали. В этот момент я разглядела, что именно: конфиденциальное досье какого-то школьника. Страх пронзил меня при мысли о моем собственном досье – том самом, которое мне показывала мисс Вандермеер, где содержалась информация о шраме на левом запястье и моих социальных проблемах в Мемфисе.

Хэтти подняла папку:

– Ох ты боже мой! Я и не знала, что родители Дженни Джонсон разводятся. Смотрите: как раз перед тем, как до нас добралось гамма-облако, мама Дженни изменила ее дорогому папе с Чедом, тренером из теннисного клуба. Это разбило сердце ее отца и больно ударило по Дженни. Она рассказала обо всем мисс Вандермеер.

Мисти вытащила из папки еще один листок.

– Ты должна это видеть – в медицинской карте Дженни значится одна попытка самоубийства. Да она уже полгода на «Ксанаксе»! Бедная маленькая Дженни-Венни в депрессии.

Я уставилась на них с открытым ртом, не веря своим ушам.

– Вы что, читаете конфиденциальные данные на других девушек?

Хэтти небрежно пожала плечами.

– А почему бы и нет? – спросила она. – Мир Дженни все равно прекратит свое существование через три недели. Разве еще немного подколов с нашей стороны может повредить?

Она подняла ладонь, и Мисти весело дала ей «пять».

– Мы идем обратно в туннель, – сообщила я, развернулась на каблуках и вышла.

Мы без приключений вернулись через парк к колодцу. Всю дорогу я смотрела прямо перед собой, пытаясь осмыслить то, что увидела: от разрушенного города до комнаты Верити, от судьбы мисс Блэкман до небрежной бессердечности Хэтти и Мисти. Я размышляла о людях, которые хотели бы знать будущее и то, что оно им готовит.

Возможно, знать будущее – не такая уж и хорошая вещь.

Следующая неделя пролетела быстро.

Я смотрела, как мисс Блэкман шагает по коридорам школы – всегда чопорная и корректная, в своем черном костюме и кружевном воротничке, и, когда она вежливо кивала мне, перед моими глазами вспыхивало воспоминание о ее скелете с простреленным черепом.