теперь у неё есть ещё один повод выставить меня перед перед подругами бессердечной злодейкой, а себя жертвой: бедная женщина из-за невинной шалости стыдится теперь на людях показываться… Но, поразмыслив, решаю, что каждый сам себе злобный Буратино; никто ей силком ту булавку в пальчики не вкладывал, в заложницы не брал. Впредь хоть задумается о последствиях.

Бабушки Софи тоже нет. Но к её частым отсутствиям в столовой все привыкли. У нашего деятельного матриарха свой независимый график: она может встречать рассвет на море или прогуливаясь верхом; или укатить с визитами, или запереться в лаборатории, не потрудившись никого поставить в известность о том, когда освободится. Иногда кажется, что она демонстративно наслаждается собственной свободой — и не только от обязательств, взваленных когда-то на сына, но и от условностей, от набивших оскомину традиций, от необходимости отчитываться перед кем бы то ни было. Впрочем, в присутствии гостей она эталон чопорности и аристократизма. Но если дома «лишь свои» — авось потерпят любые чудачества.

А вот то, что до сих пор к столу не появился дон Теймур, настораживает.

И вроде бы как неэтично начинать завтрак, не дождавшись его…

Но двустворчатые двери распахиваются, и вот он, наш драгоценный дон, бодр, свеж… и не сказать, чтобы очень уж весел, но с неизменной лёгкой улыбкой на устах, не такой уж и натянутой. Умеет держать лицо, ничего не скажешь. После радушных пожеланий доброго утра он занимает своё место во главе стола. Но ограничивается крепким кофе, ни к чему остальному так и не притронувшись. Мы с Элли, понимающе переглянувшись, начинаем непринуждённо болтать о погоде, вчерашней поездке, планах на сегодня — с акцентом на то, что вот никуда пока больше не хочется ездить, надо бы, чтобы вчерашние впечатления улеглись, усвоились; да и из закупленных припасов хорошо бы отложить кое-что как гостинцы для девочек и для Маги с Ником… Заодно я упоминаю о возможном визите доктора Гальяро.

Между делом как бы, вроде и не замечая избыточной задумчивости дона, Элизабет разрезает одну из ещё тёплых булочек, намазывает маслом, фигурным сердечком выкладывает поверх икру — та так и светится! — украшает веточкой какой-то здешней травки вроде кинзы. Заинтересовано скашиваю глаза: на вид — самый настоящий миниатюрный натюрморт с рябиновой кистью!.. Элли берётся за второй. Тут уже янтарно-оранжевых горок две, поменьше, и веточкой зелени они разделены так, что становятся похожи на большущие ягоды морошки или местной жёлтой малины. Спохватившись, притягиваю ближе корзину с багетами, половинку одного фарширую полосками обжаренного сладкого перца и кружками пряных баклажанов — специально для меня старался Алонсо, местный шеф-повар! Фигурно укладываю сверху несколько тончайших ломтиков хамона, украшаю маслинами. Красота.

Не сговариваясь, как бы невзначай, мы подсовываем свои шедевры на пустую тарелку свёкра. И продолжаем щебетать о своём, о женском.

— …Это хорошо, что вам есть чем заняться, мои дорогие донны, — неожиданно подаёт голос дон Теймур. Добавляет мягко: — Очень дорогие донны… Было такое опасение, что сегодня вам придётся скучать в одиночестве. У меня назначена важная встреча, которая, скорее всего, затянется до вечера; донна же Софья отбыла с трёхдневным визитом к подруге, она у нас выезжает в гости редко, но подолгу… Прекрасно, что вы уже распланировали свой день.

Прищёлкивает пальцами.

От стены к нему бесшумно скользит лакей.

— Вот эти чудесные произведение искусства… — Дон кивком указывает на свою тарелку. — …доставьте со всеми предосторожностями ко мне в кабинет. Вместе с большим кофейником. Благодарю вас, драгоценные донны, я тронут.

И в этот раз в его улыбке куда больше тепла, нежели пять минуту назад.

Он покидает нас первым, снисходительно, по-королевски отмахнувшись: дескать, не вставайте, не прерывайтесь, доннам нужно хорошо и долго кушать… так и не сказав ни слова об отсутствующей супруге. Но у самой двери оборачивается и задерживает на мне взгляд.

— Позвольте поблагодарить вас отдельно, донна. За ваше… удивительное чувство такта. Я оценил.

Мне остаётся лишь опустить глаза. Ох, бабушка Софи, как вовремя вы схватили меня за шкирку…

Он уходит.

— Пс-с… — Элли поспешно подзывает второго лакея, вскакивает, суёт ему корзину со сдобой и заодно кивает на блюдо с очищенным инжиром. Громким шёпотом распоряжается: — И это туда же, пожалуйста. В кабинет. Так, незаметно. Если будет возражать — скажите, что мы очень просили ему передать.

Третьего лакея, дежурившего у двери, она отсылает на кухню, высказать Алонсо наше восхищение завтраком, а так же предупредить, что донны собираются нынче самолично печь блинчики: пусть подготовят их особый уголок. Когда, наконец, мы остаёмся наедине, она вооружается десертной ложкой; зажмурившись, в предвкушении удовольствия глубоко вздыхает и запускает её в салатницу с икрой…

Минут через пять, сыто отдуваясь, говорит:

— Теперь рассказывай. Что я пропустила?

Глава 13

— Я, конечно, понимаю, что все мы не святые; но, знаешь, Ива, иногда я просто поражаюсь твоему терпению. Сколько его у тебя? Порой мне кажется, что я и сама вот-вот взорвусь от выходок… сама знаешь, кого; от совершенно детских.

— В том-то и дело, — отвечаю я. И умолкаю. Лениво дальше говорить.

Мы с Элизабет успели переместиться на балкон над парадным крыльцом Эль Торреса. Вроде бы не совсем продуманное убежище для продолжения беседы: куда приятнее было бы очутиться на стороне, противоположной фасаду, любоваться оттуда садом, поздними розами; да и навес над верандой создаёт приятную тень. Здесь же — панорама на въездную аллею, парадно подстриженные деревья и кустарники, горы… Красиво, но такое ощущение, что вот-вот кто-то въедет в ворота — и ты окажешься у всех на виду. Зато тут, по внешней границе дома, проходит невидимый глазу первый защитный барьер, отсекающий балкон от чересчур любопытных ушей. Об этом нам однажды не прямым текстом, но достаточно прозрачно намекнул Бастиан. Доннам ведь нередко хочется посекретничать; а в замке, к сожалению, слишком мало мест, куда не проникнут вездесущие слуги. Зачем нам лишние сплетни? На этот случай наш Тёмный рыцарь и указал на несколько надёжно «заглушённых» местечек.

Но здесь ещё и хорошо. Макушки гор, синеющая на горизонте полоска моря, тишина, пока никем не нарушаемая… Хочется бездумно расслабиться и глазеть на эту красоту. Но Элли ждёт ответа. Этот вопросительно-настойчивый и кроткий, как у младенца, взгляд мне слишком хорошо знаком и давно не вводит в заблуждение. Теперь моя дорогая родственница не успокоится, пока не поймёт, что же я подразумевала.

— Детские выходки, — вздохнув, приступаю к развитию мысли. — Видишь ли… Ты смотришь на её художества с точки зрения