Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой эксперимент предполагает поглаживание статуи Кардуччиан?
Ха! Кардуччиан. Забавное словечко. Захотелось провернуть — иан со своей фамилией. Торнтониан. Нет, вышло жалко. Джулиан. О, намного лучше. Как картошка фри, правильно? Она разве не называется Джулиан фри? Черт. Нет, то был Жюльен.
Погодите! Что насчет того маленького пушистого создания из Мадагаскара? Ну, знаете, того хорька, который постоянно плясал и пел: «Люблю я двигать телом!» Король Джулиен. Хм — м, там всё же другое написание. Ох! Он не хорёк, а сурикат!
Они смешные. Это всего лишь коты? Или что — то совсем другое? И почему они прыгали со скал?
— А что насчёт этих суицидальных котов? — прокричала я, по — прежнему держа руки в воздухе, но уже не так высоко. По правде говоря, казалось, что ко всем моим конечностям привязали гири. Сколько калорий содержало то вино?
Имеют ли вес калории? Будет ли выпитая тысяча калорий равносильна тысяче килограмм? Боже мой, нет! Такого не может быть. Я бы стала бегемотом. А я не хочу быть бегемотом. Но тогда можно потусоваться с этими всего лишь котами лицом к лицу (или мордочкой к мордочке, коль уж я больше не являлась бы человеком), и мы могли бы спрыгнуть с этих обрывов вместе.
Хм — м… Бегемоты и сурикаты хоть на одном континенте? Когда сурикаты прыгают на смерть, они идут по одному или группой, типа давайте — выпьем — Кул — Эйд. ПОГОДИТЕ! То не сурикаты, прыгающие со скал, а лемминги!
— Лемминг!
— О чём, чёрт возьми, ты говоришь?
И тут я начала танцевать. Вообще казалось, что моё тело начало двигаться ещё раньше, просто я об этом не знала. То, как я раскачивалась из стороны в сторону, было похоже на то, как будто меня вытолкнули на танцпол на свадьбе. Ну, знаете, когда все разбредаются, а потом один храбрец выходит в центр и трясёт всем, чем его одарила мама. Моё тело дало этот ободряющий толчок. Ты сможешь, Джули. Сможешь двигаться, как Джаггер. Лео обязательно нужно увидеть это. На старт, внимание… марш!
Я оказалась совершенно права! Только полюбуйтесь на меня в этих спортивках и футболке, не предназначенной для бега, и с фиолетовыми винными пятнами на зубах. Я взорвала этот импровизированный танцпол. Просто разнесла его, уделала.
— Джули. — В голосе Лео звучало беспокойство. Возможно, это зависть. Может, он слишком ревностно относился к тому, что я заняла его старую комнату.
— Лео, ты должен делиться. — У него есть спальня дальше по коридору. На время моего пребывания здесь — это моя территория. Качнула бёдрами под музыку, играющую только в моей голове, и начала трясти тазом, словно мне было жарко, что чистая правда. Температура, чёрт возьми, зашкаливала за тысячу градусов. Так вот что чувствуешь, когда надеваешь парку в сауне Подземного Царства. Настолько жарко, что хотелось петь: «Здесь становится жарко, снимай одежду».
— Мне… становится так жарко… Я собираюсь снять одежду!
— Нет, Джули! Оставайся одетой. — Лео бросился вперёд и почти яростно встряхнул меня. Захват его рук оказался таким же крепким, как у манжета для измерения давления, его пальцы словно вытесняли мой пульс.
— Я не собиралась на самом деле раздеваться, глупенький, — рассмеялась я. Слишком сильно. Настолько, что, возможно, немного пописала. — Я пела и танцевала. Возможно, пописала.
— И лапала статую.
— У него отличная задница, — незамедлительно ответила я, махнув рукой в сторону Ренальдо.
— Тебе померещилось, Джули. У него нет задницы.
Возможно, я не только видела то, чего нет, но и чувствовала что — то нереальное, потому что желудок сжался, словно от голода, а я не сомневалась, что дело не в этом. После трёх бокалов вина для еды не осталось места.
— Держи. — Он наконец отпустил меня и подошел к комоду, где в качестве проявления заботы на деревянной поверхности расположились стакан воды и две таблетки аспирина. Должно быть, он принёс их раньше, когда я была занята рукоприкладством.
— И?
— Что и? — Повернувшись, он протянул мне в руке таблетки. Не уверенная, что они помогут, я забросила их в рот и схватила стакан воды, чтобы запить.
— И? Каковы полученные данные? — Моё давление, должно быть, зашкаливает.
— Данные? — Ох, душка. Он, наверное, забыл английский. Возможно, вот что происходит, когда вы оказываетесь на родине — вы возвращаетесь к корням. Мне нравился прежний язык Лео. — Знаешь, что? Возможно, получение данных — на самом деле хорошая идея. Давай устроим тебя поудобнее и посмотрим, что бы ты могла почитать, пока не устанешь. Тебе просто нужно проспаться.
Подтолкнув пониже спины, Лео направил меня к кровати и развернул, как только я добралась до неё. Мои колени подогнулись, и я плюхнулась на матрас. Если честно, я наивно могла бы поверить в то, что это — облако, а я — Медвежонок. Но, поскольку не ожидала встретить там свирепого медведя, то оказалась не полностью одурачена. Я умнее матраса.
— Только не дай мне утонуть, — пробормотала ему невнятно под пушистыми одеялами. Слюна растеклась по ткани и намочила кожу. Стало скользко и липко.
— Я не позволю, чтобы с тобой что — то случилось, Джули.
Он довольно часто произносил моё имя. Намного чаще, чем я его. Мне следовало наверстать упущенное.
— Лео, Лео, Лео, Лео.
Скорее почувствовала, как его тело впечатывается в матрас, когда он ложится рядом, но не открыла глаз, чтобы посмотреть на юношу. Веки невероятно отяжелели от желания спать, от опьянения и смены часовых поясов, даже бы если захотела, то не смогла бы их распахнуть, не говоря о том, чтобы удерживать взгляд.
— Да, Джули?
— Лео, Лео, Лео. — Вот так сойдёт. Перевернувшись на живот, зарылась лицом в слишком объёмную подушку. — А ты случайно не лев, Лео?
— Нет, Джули. — И вот опять! Ему, похоже, очень нравится моё имя. — У меня день рождения в воскресенье, я овен.
— Боже! Сколько ещё предстоит узнать о тебе! Невероятно! — Я дважды с ним целовалась, но даже не знала, кто он по гороскопу. Такое со мной впервые. Даже случайные парни в сомнительных барах, угощавшие напитками, говорили, какой у них знак зодиака, прежде чем мы переходили к физической части. Но то были скорее более дешёвые фразы, типа: «Эй, детка, кто ты по гороскопу?». Поэтому, может, и хорошо, что Лео не использовал этот избитый пикап. Такие слова никогда не слетят с его губ, подобному лицемерию нет места в его речах.
Пришлось замолчать, по большей части потому, что мой язык настолько опух, что я могла подавиться. Вместо этого я