Он поморщился, словно выпил рюмку горькой текилы. — За итальянцев и их фантастические алкогольные напитки!

О, да. Хорошая идея. Я энергично кивнула и сказала:

— Выпьем за тосты! — У меня глаза из орбит вылезли, когда я поняла, как можно добавить больше изобретательности. — И за настоящие тосты!

— За французские, намазанные клиновым сиропом, — присоединился Йен, облизнув губы с обожанием. Мы не потрудились поставить бокалы, и у меня уже начинала болеть рука из — за того, что я так долго держала её на весу.

— За всё французское! — Становилось лучше и лучше. Я вошла в кураж и не могла бы остановиться, даже если бы попыталась. — Особенно поцелуи!

Уверена, я не единственная, кто заметил, что Лео в знак согласия в этот раз сильнее ударил бокалом по моему, чем за все предыдущие тосты, вместе взятые.

Выпрямив спину, Йен наполнил свой фужер, а оставшуюся часть налил Лео. Он снова поднял бокал и продолжил:

— Выпьем за то, чтобы быть одиноким, за то, чтобы двоилось в глазах, и сон за троих.

— М — м–м… — Я покачала головой, у меня ушла пара секунд на то, чтобы сосредоточить взгляд на нём. Глаза остекленели вслед за окостеневшим языком. Я что, всегда шепелявила? — Поправка. Выпьем за то, чтобы не быть одинокими.

— Хорошо, — Йен пожал плечами, сдаваясь на милость этой истине. — Теперь за мой любимый тост. Раз уж мы прошлись по итальянцам и французам, перейдём к американцам. Ну, может, это и не американское изречение, но всё равно. Оно везде хорошо. — Взметнув фужер с такой силой, что содержимое расплескалось по сторонам, стекая красными ручейками по руке, Йен пропел:

— За розы и лилии, что в цвету, провозглашаю я тост, в твоей комнате, в объятьях держу я тебя. Дверь заперта, ключи потерялись. Птичка, бутылка, постель в беспорядке. И ночь, что длится полвека.

Лео выше поднял руку и встретился со мной взглядом. Свободной рукой он потянулся в пространство между нами, пальцами провёл по моей щеке, коснулся уха и заправил выбившийся локон. Он не убрал руку, оставив её у подбородка, и медленно провёл указательным пальцем по линии скул. Не отрывая от меня пронзительного взгляда, он шёпотом повторил песню:

— За ночь, что длится полвека.

Я смотрела прямо на него, пытаясь понять смысл и намерения, стоявшие за словами. Но моё сердце и голова преисполнились эмоций, с которыми я не смогла бы справиться, даже будучи трезвой. Всё смешалось в алкогольной дымке, мои мысли и чувства расплывались, как акварель, где один цвет переходил в другой. Я представляла собой месиво.

Лео так много всего признал в своём завуалированном заявлении, а я не знала, что сделать, кроме как поднять бокал так высоко, как только возможно.

Потому что, что бы он ни пытался сказать, это было то, за что бы я искренне выпила.

Глава 14

После всех этих тостов я изрядно разгорячилась. Можно было подумать, что это поможет с синдромом смены часовых поясов, потому что обычно опьянение сопровождается чувством сонливости. Но вышло наоборот.

Я была навеселе. Словно всё — от мозга с сердцем до кончиков пальцев, подёргивалось от энергии, проходящей через меня. Основываясь только лишь на этом ощущении наполненности, я правда не сомневалась в том, что могла бы генерировать собственное электричество.

В комнате я решила проверить эту теорию, навеянную алкоголем, и, шурша носками по толстому ковровому покрытию, пошаркала к Ренальдо, просто чтобы посмотреть, возникнет ли между нами та же самая искра, что я разделила с его внуком. Вытянув скрученный, как у инопланетянина, палец, я собиралась прикоснуться к высеченному плечу бюста, когда мой последний шажок завершился полным фиаско, и я приложилась щекой о его твёрдое, холодное лицо.

Хотя Ренальдо плотно прикреплён к мраморной колонне в девяносто сантиметров, удар оказался достаточной силы, чтобы покачнулось основание. Я изо всех сил старалась не разбить семейную реликвию Кардуччи вдребезги, поэтому крепко обхватила руками колонну, прижимая статую к груди, наши щёки всё ещё плотно прижимались друг к другу.

Слишком плотно. И в тот момент, находясь в такой близости, я поняла, что Ренальдо вовсе не такой жуткий. Собственно, даже довольно милый. Мое лицо всё так же прижималось к его, я закрыла глаза и ослабила мёртвую хватку. Напряжение в плечах ушло. Дыхание замедлилось.

О, стало так приятно.

Ты не страшный, сияющий Ренальдо. А очень крепкий. На самом деле твои плечи очень похожи на плечи Лео: широкие и квадратные. И примечательно, что подбородок такой же точёный. Ух, ты. Даже чувствуется точь-в-точь как у него, не беря в расчет пятичасовую щетину. Вы только посмотрите!

Какой позор, что у тебя только плечи и голова. Печально, что только твоя верхняя часть заслужила быть увековеченной. Уверена, нижняя половина была хороша, Ренальдо. У Лео, по крайней мере, так. У него милая задница. Держу пари, у тебя тоже имелась такая же.

Почему никто не делает статуй пятых точек? Я это к тому, что у некоторых людей отвратительные лица, но их большие ягодицы всё компенсируют. Они заслуживали оставить след. В искусстве должно быть больше задниц. Задница Лео должна быть увековечена. В натуральную величину, чтобы по — настоящему оценить её совершенство.

Извини, Ренальдо, ты тоже был этого достоин.

Я повернулась к нему лицом, слегка присев на корточки. По — прежнему прижимаясь своей щекой к его, я протянула руку и ухватилась за основание статуи там, где находилась бы его задница.

Прямо там. Видишь, неужели было так трудно сделать тебе попу? Почему вышло так, что Давид не просто получил целое тело, но и рост в пять метров? Бедный Ренальдо, ты, должно быть, не выше, чем сколько? Шестьдесят сантиметров? И я собиралась уменьшить тебя для эскиза винной этикетки до размера в два с половиной сантиметра. Очень жаль, Ренальдо, это просто нечестно.

— О боже мой! Ты лапаешь моего дедушку?

— Что? Нет! — Я подняла руки вверх, как будто кто — то наставил на меня пистолет. Как Лео попал сюда? Как долго он там стоял? И почему я до их пор тискала статую? — Нет!

— Что ты делаешь, Джули? — Лео пришел в ужас. Я предположила, что вполне справедливо. — Насколько сильно ты пьяна?

— Достаточно для того, чтобы в полпятого утра почувствовать необходимость провести научный эксперимент. — Привкус во рту был отвратительным, как будто рот полон ваты. Не люблю ватные шарики. От их текстуры бросает в дрожь. Хотя, Лео вызывает у меня дрожь. И Ренальдо, вроде как, тоже.