Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть идеи?
Я выдержала паузу и выпалила:
— Захотелось печёнки и бобов.
Бог мой, заткните кто — нибудь меня. Прикончила остаток вина одним глотком, как будто сорок дней провела в пустыне, и кто — то вручил мне бутылку свежей талой воды. Может, жидкость, льющаяся в горло, не позволит словам вырваться наружу. Эти два дела ведь несовместимы, правильно?
Вероятно, Лео считал, что я дикарка.
— Притормози, тигрица. — Он выхватил из моих рук теперь уже пустой фужер и звонко поставил на столешницу. — Думаю, пока ты не налегла на вино, тебя лучше накормить.
— О, нет, — подал голос Йен. Конечно. Он всё ещё был там. Спасибо за напоминание. — Вышло бы весело. Выпившая Джули убеждена, что она невероятная танцовщица. Рекомендую вам, ребята, продолжить дегустацию.
Выведенная из себя тем, как дружба Лео и Йена дошла до товарищеской стадии давай — напоим — Джули — пока — она — не — начнёт — танцевать, я с раздражением сорвала с глаз повязку и бросила её на стойку. Не знаю, как вышло, что так быстро опьянела, но от резких движений комната закружилась, а я была уверена, что вилла Лео не расположена на разломе тектонических плит. Я уцепилась за стойку, пока всё не стало на свои места, и землетрясение в моей голове не прекратилось. Потом слегка пошатнулась. Упс. Это, должно быть, повторный сейсмический удар.
Лео наполнил два оставшихся бокала, один пододвинул Йену, второй оставил у себя. Положив одну руку на столешницу и слегка прислонившись к ней бедром, а в другой держа бокал вина, которое он, и правда, сделал, он выглядел совершенно неотразимо. И по — прежнему ходил без футболки. Йену стоило сбегать в комнату обратно за камерой, чтобы пощёлкать кадры, потому что этих фотографий хватило бы не на одно портфолио.
— Хочешь ещё один бокальчик, Джули?
— Наливай! — Я воодушевлённо стукнула фужером по мрамору, и круглая подставка, отломившись, покатилась по столу, как фрисби, готовое приземлиться в любой момент. — Боже мой. Прости. — С моим везением эти фужеры, скорее всего, древняя фамильная ценность, и я только что разбила свадебный подарок Антонио Кардуччи Второго и его невесты принцессы Фионы Македонской.
— Ничего страшного. — И это, видимо, правда его не беспокоило, потому что Лео открыл шкафчик, в котором я увидела по крайней мере ещё сорок бокалов, точно таких же, какой только что испортила. И я почувствовала себя немного лучше.
Пока он не достал розовую кружку — непроливайку. Было уже не так хорошо.
— С этим мы в безопасности, — усмехнулся он, всё ещё глядя в шкафчик, пока ставил кружку на стойку рядом с собой.
Нужно приложить немало усилий, чтобы смутить меня. Когда вы делаете что — то так часто, что это становится вашей второй натурой, до такой степени, что уже не причиняет вам боли. Вроде битья головой об стену до тех пор, пока не потеряете сознание. С недавних пор я не отдавала себе отчёт о тех глупостях, которые говорила или совершала.
Но этот бокал, стоявший напротив, кричал мигающими неоновыми огнями, как на билборде, об откровенном отсутствии у меня грациозности. Очевидно, координация у меня как у двухлетнего. Прискорбно.
В то время как я силилась смириться тем фактом, что Лео не на сто процентов джентльмен, как я думала (скорее на девяносто восемь процентов, что всё так же тянет на пять с плюсом), он достал ещё пять детских кружек, прежде чем повернуться и пододвинуть ко мне пластиковый бокал для вина. После этого он вернул остальные кружечки на родину — в шкафчик, и вернул себе два процента, как будто заработал дополнительный балл.
— Думаю, так сойдет, да?
С облегчением и даже благодарностью за то, что он потратил время, чтобы найти посуду, из которой я бы могла пить, не боясь её разбить, я взяла бокал и бутылку и щедро налила себе порцию кьянти. Что касается вина, то оно по — настоящему хорошее, и я решила, что творческому процессу не помешает, если оно разольётся по моим венам. Но не слишком много, к абстракционистам себя не причисляла. Если бы я представила свой шедевр, попробовав продукт, заслужила бы больше доверия.
Подняв бокал в воздух, со всем энтузиазмом, на который была способна, я воодушевленно воскликнула:
— За Ренальдо Кардуччи!
— За Ренальдо, — хором произнесли Лео и Йен. Когда мы протянули в тосте руки над островком, наши бокалы звякнули (мой с более глухим звуком).
— За Modern Matters и статью, и фотографов, которые сделают Лео ещё более знаменитым! — добавил Йен, и мы снова чокнулись, я снова с глухим ударом.
— За подтверждение того, что я не лесбиянка! — выкрик вышел хриплым, и я покачнулась на стуле. Ладно, вино определённо взяло под контроль как моё равновесие, так и мои слова. — За кьянти, печень и бобы! — И за то, чтобы ты заткнулась нахрен, Джули! Но эта ободряющая речь не сработала, потому что я добавила:
— За джетлаг, спортивки с эластичным поясом и бог знает за сколько калорий в этом потрясающем на вкус вине!
Йен положил руку мне на плечо и поднял бокал, чтобы произнести следующий тост. В его дыхании чувствовался резкий запах алкоголя.
— За Джули, и будем надеяться, что завтра у неё не будет сильного похмелья.
— За крепкий кофе и аспирин. — Хотелось верить, что у Лео правда есть эти две вещи, за которые он только что поднял тост, они определённо пригодятся на рассвете.
— Выпьем за пробежки не ради забавы! — Не знаю, откуда всё это бралось, но мы пили после каждого тоста, так что, может, провозглашать их было не таким идиотским занятием. Либо так, либо Йен и Лео на самом деле милые парни.
Я считала, что Лео вовсе не пьян, но он приятно проводил время, и я даже видела слёзы, собравшиеся в уголках его глаз, пока он трясся от смеха. Боже мой, я буквально заставила его плакать от радости! Это так удивительно.
Он прочистил горло и произнес:
— За жизнь, свободу и право на счастье!
— Эй, итальянец, — заявила я, со стуком поставив бокал на столешницу, на этот раз — благодарная прочному пластику. — Ты не можешь отобрать у нас этого. Найди себе свою Декларацию независимости, чужеземец.
— Ох, кто — то разошёлся! — крикнул Йен, осушая бокал, быстро закинув голову вверх.