Укрывшись во рву, стали наблюдать.

Караульный обнаружился быстро. Он прохаживался и этим выдал себя. Стоял бы на одном месте – тогда выявить его было бы трудно. Человеческий глаз всегда в первую очередь видит то, что движется. Когда легионер поворачивал голову, под тусклым светом луны отблескивал его шлем.

Илья засомневался, сможет ли Ицхак поразить легионера из пращи. На голове у воина шлем, торс защищён толстым кожаным нагрудником. Может, самому с ножом подобраться к караульному? Но тогда парни поймут, что он не верит в их силы, и сами в себе разуверятся.

То, что он задумал вырезать спящих, было жестоко, но время, в которое он попал, тоже было жестокое. Сама римская армия держалась на жёсткой дисциплине, основанной на страхе наказания.

Римляне для легионеров применяли децимацию. За трусость в бою, неисполнение приказа, бунт или другие проступки они подвергали обезглавливанию мечом каждого десятого в десятке, сотне, а то и в легионе. Позже похожее наказание применяли моголы. Только у них за трусость или бегство с поля боя одного казнили весь десяток. А за трусость десятка отрубали головы сотне. На Руси в княжеских дружинах или ополчении подобных наказаний не было.

Ицхак достал пращу, надел на запястье петлю.

– Уверен? – прошептал ему на ухо Илья.

– Да. Только в сторону отползу, чтобы в лицо наверняка попасть.

Ицхак пригнулся и сначала пробежал по рву, а потом залёг, наблюдая за караульным и выбирая момент. Но вот он встал и начал раскручивать пращу.

Илья не сводил глаз с часового. А тот вдруг замер на месте и молча рухнул на землю, лишь звякнуло оружие.

– Вперёд, только тихо.

Илья, а за ним и парни побежали к караульному.

Легионер лежал неподвижно. Камень из пращи угодил ему в глаз, войдя в череп.

Илья вытащил из ножен меч, Трифон – нож.

– Юлий, Иштван, тащите убитого в ров, а потом – к палаткам.

Всё, отступать уже поздно, нападение началось.

Палатки легионеров стояли в ряд – римляне любили порядок.

Прижимая к себе оружие, Илья с Трифоном подошли к палатке. За пологом слышался храп спящих воинов.

Илья приподнял полог и проник в палатку. Слева и справа топчаны.

Илья шагнул к левому ряду, Трифон – к правому. Медлить было нельзя.

Илья занёс правую руку с мечом, левой толкнул спящего. Храп прекратился, легионер приподнял голову, и Илья тут же вонзил меч ему в грудь.

По телу легионера пробежала судорога, и он замер.

Справа уже действовал Трифон.

Десяток минут – и всё римляне, находившиеся в палатке, были мертвы. Но где же парни?

Илья с Трифоном вышли из палатки, и почти сразу к ним подошли Ицхак, Юлий и Иштван.

– Где вас носит? – прошипел Илья.

– Мы не видели, в какую палатку вы зашли…

– Заходите, разбирайте оружие. Потом – в эту палатку, она ваша.

Парни зашли в палатку и стали разбирать оружие. Трифон с Ильёй забрались в палатку по соседству – удача снова сопутствовала им. Римляне, надеясь на караул, крепко спали, как могут спать уставшие за день мужчины. Только сон этот был для них последним, смертельным.

Покончив с воинами, Илья нацепил на себя чей-то пояс с ножом. Меч он бросил, а в руку взял ещё один нож. В этих условиях действовать ножом было сподручнее, хотя длина его лезвия лишь немного короче длины меча.

Они перебрались в соседнюю палатку, но там был всего один топчан, на котором спал легионер. Однако в палатке стоял стол, а под ним – окованный железом сундучок.

Спящего убил Трифон, Илью же заинтересовал сундучок – не сегнифера ли это палатка? В армии сегнифером называли казначея.

Илья попробовал вскрыть сундучок, но он был сработан добротно и не поддавался.

В этот момент раздались громкие голоса. Неужели парни влипли?

Илья откинул полог – это была смена караула. Пришли менять часового, но его на месте не было. Илья похвалил себя за то, что они не поленились оттащить убитого часового в ров – этот шаг позволил им выиграть минуты, необходимые для отхода. А теперь тессерарий, начальник караула, громко возмущался – куда пропал со своего поста этот негодник Игнатиус? Небось дрыхнет где-нибудь! Но ничего, утром его вздуют розгами.

– Трифон, бери сундучок.

Илья вспорол ножом стенку палатки, выходящую ко рву, и руками раздвинул ткань в стороны.

– Вылазь…

У Трифона руки были заняты сундучком, но оба благополучно выбрались, миновали ров и отошли на сотню шагов.

– Стой, будем парней дожидаться.

Илья резонно полагал, что, услышав шум в лагере, парни догадаются выбраться, не дожидаясь, когда их обнаружат.

В лагере зажглись факелы, и несколько легионеров двинулись вдоль рва. Почти сразу же обнаружилось тело мёртвого караульного.

Поднялась тревога, заревела сигнальная труба. Из палаток стали выбегать раздетые легионеры с оружием в руках. Некоторые на ходу застёгивали на себе пояса с ножнами, другие надевали шлемы. Они стали строиться.

Только из трёх палаток никто не появился.

Взбешённый центурион сунулся в одну и через секунду, выскочив, громким голосом отдал команду.

Легионеры разбежались по палаткам и появились уже в панцирях, со щитами и копьями.

Центурион же к тому времени уже успел обследовать другие палатки, где также обнаружил убитых. Ему не было их жаль. На своём веку он повидал много смертей, и сейчас его задачей было сохранить жизни оставшимся. Три десятка погибших! Да его уберут с должности и отправят в захолустную провинцию! Если бы он потерял воинов в бою – одно дело. Но сейчас ему поставят в вину плохое несение караульной службы, а за такое не только сослать в какую-нибудь дыру могут, но и под суд отдать.

И знать бы ещё, кто противник. А то, что действовали целенаправленно против легионеров, сомнений у него не вызывало. Но кто? Чтобы предпринять ответные действия, надо знать, кто враг и где он.

Центурион был служакой, службу знал, рос до своей должности с простого гоплита и поэтому сразу выставил усиленный караул по периметру лагеря. Остальным разрешил отдыхать, не снимая защиты и оружия – прямо в центре лагеря, у своей палатки. Уже утром писарь напишет под его диктовку донесение о произошедших ночных событиях, и он пошлёт гонца в Рим, к трибуну.

Сам же собрал в своей палатке десятников.

– Кто мог напасть на лагерь?

– Может, христиане? Мы уже неделю по приказу Деция пытаем и казним схваченных, – высказал предположение декурион Тит.

Такая мысль вертелась в головах у многих присутствующих, но высказал её только Тит.