Там, в замиренном крае, застигло Суворова известие о смерти отца, скончавшегося 15 июля (старый стиль) 1775 г. в Москве. Сохранилось письмо генерала нашего к графу Г. А. Потемкину из Симбирска от 18 августа с просьбой об увольнении в Москву «по причине кончины моего родителя»[306]. Похоронив отца, судя по всему, он остался в Москве с женой и новорожденной дочерью. А в начале 1776 г. уже числился, согласно послужному списку, при Санкт-Петербургской дивизии, через несколько месяцев он состоит уже при Московской дивизии. Командуя ее полками в Коломне с лета 1776 г., он получил в конце ноября приказ Военной коллегии отправляться в Крым. Ему предстояло принять там командование над двумя полками своей дивизии, вошедшими в состав корпуса князя А. А. Прозоровского, и встать под его начало как командующего Крымским корпусом русских войск. Начиналась новая страница службы Суворова.

26 ноября (старый стиль) он сообщает рапортом графу П. А. Румянцеву о своем выезде и в этот же день пишет Г. А. Потемкину о том же, по сути, благодаря его за это важное и перспективное назначение. Вообще, необходимо отметить, что тесные связи между А. В. Суворовым и Г. А. Потемкиным зародились на Дунае в 1773 г., когда они были «соседями», командуя отрядами, действующими против турок. Потемкин усмотрел в нашем герое и военный талант, и большое честолюбие, и способность быть благодарным тому, кто даст этому честолюбию дорогу. Поэтому, попав «в случай», он не забыл своего недавнего соседа, а наоборот – стал его выдвигать. Суворов не случайно был отправлен против Пугачева. Дело было в том, что граф П. И. Панин хотел видеть своим помощником князя Н. В. Репнина, своего племянника и члена панинского комплота, старавшегося оттеснить в 17731774 гг. Екатерину II и передать власть в руки 18-летнего Павла Петровича, которого граф Н. И. Панин был официальным воспитателем. Передавая под командование его брата, генерала П. И. Панина, войска, направленные против Пугачева, императрица и так очень рисковала, ведь желчный генерал никогда не скрывал своего к ней отношения. Давать ему в помощники его же племянника, человека умного, храброго и изворотливого, да еще и с военными способностями, было бы верхом неосторожности, вот почему кандидатура Суворова, которого она, как и отца его, после 1762 г. считала людьми преданными, да еще и лестная характеристика Г. А. Потемкина решили дело о назначении.

Мы видели, как ловкая «благодарность» П. И. Панина и желчность П. С. Потемкина навредили тогда Суворову. Но Г. А. Потемкин имел на все свой собственный взгляд и героя нашего не оставлял своим попечением. Как только государыня, желая обезопасить себя от каких-либо «неожиданностей», в 1776 г. назначает Г. А. Потемкина командиром Санкт-Петербургской дивизии, так А. В. Суворов оказывается состоящим при ней. Как видно, помощь его была существенна, раз через короткое время его назначили командовать Московской дивизией. Таким образом, обе столицы империи оказывались под контролем надежных людей, а мимолетное раздражение осени 1774 г., когда государыня уже узнала о «заговоре» Паниных и нервы ее были напряжены, миновало, и доверие к Суворову было возвращено.

Теперь же, когда Крымское ханство сотрясалось междоусобием и возможность турецкого вмешательства казалась вполне возможной, Г. А. Потемкин, ставший к этому времени светлейшим князем Священной Римской империи германской нации, вице-президентом Военной коллегии и, что для понимания дальнейших событий особенно важно, генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний, посылает в Крым человека, наделенного военным даром, человека надежного и верного, в котором уверена государыня. И это Суворов.

Беда новорожденной независимости Крыма, провозглашенной в 1772 г. ханом Сахиб II Гераем по договору с Российской империей, заключалась в том, что, кроме самого хана, она в Крыму была никому не нужна. Верхушка мусульманского духовенства и светская знать держали руку султана, ибо прекрасно понимали, что любые перемены, тем более независимость ханов от Стамбула, приведут прежде всего к умалению их власти в обществе, и поэтому желали быть по-прежнему «рабами» султана и калифа правоверных[307], но сохранять контроль над ханом и всем, что происходит в Крыму. Простой же татарский народ коснел в средневековом невежестве и послушно верил проповедям мулл о том, что независимость, полученная из рук русских гяуров[308], ведет к «повреждению» веры и в конце концов к утрате права быть мусульманами, то есть к насильственному крещению и превращению в рабов гяуров. Поэтому надо вернуться под высокую руку султана, защитника веры и правоверных.

Вывод наших войск из ханства осенью 1774 г. по условиям Кючук-Кайнарджийского мира развязал руки для свержения Сахиб II Герая. И хотя в конкретной политической обстановке зимы 1774 г. – весны 1775 г. Диван[309] не был заинтересован в обострении отношений с победоносной Россией, оставшийся без русских штыков хан Сахиб был смещен съездом знатных беев и мурз, провозгласивших в апреле 1775 г. ханом Девлет IV Герая, желавшего восстановления султанского сюзеренитета над Крымом. Однако же государственный Диван сначала не хотел делать этого, а с июля 1775 г., когда во главе него стал новый великий визир, не смел сделать это открыто. Ситуация в ханстве становилась запутанной. Императрица Екатерина II не желала признавать «самочинного» хана, а тот не присылал ей официального уведомления о своем вступлении на престол, тем самым демонстративно де-факто отрицая договор 1772 г. и одновременно посылая послов в Константинополь за утвердительной грамотой от султана. Нужно было сместить Девлет IV Герая, и орудием этого был избран калги-султан Шахин Герай, брат свергнутого Сахиб II Герая, правитель Кубани, бывшей составной частью ханства. Власть его на Кубани оказалась на поверку слабой, но это все же было лучше, чем совсем ничего. Установилось шаткое равновесие: в Крыму сидел Девлет IV, на Кубани, подкрепляемой русскими, – Шахин Герай. В мае 1776 г. Девлет IV получил давно желаемую султанскую инвеституру и стал готовиться к нападению на занятые русскими крепости Керчь и Еникале. Вскоре в Крым прибыли четыре французских офицера, переодетых турками, для осмотра и укрепления крепостей на крымском побережье. Затем прибыл из Высокой Порты судья, а также таможенные сборщики. По всему было видно, что Крым возвращается под власть Турции[310]. Надо было срочно принимать меры.

В первые дни октября императрица отправила графу П. А. Румянцеву рескрипт, приказывавший занять русским войскам, стоящим в Малороссии, «ключи от Крыма» – линию Перекопа с его укреплениями, а через 6 дней, 12 октября (старый стиль), другим рескриптом князю Г. А. Потемкину как генерал-губернатору Новороссии – оказать фельдмаршалу всяческую помощь[311]. Именно в качестве части такой помощи и отправился в последних числах ноября Суворов из Коломны в Крым. Его письмо к своему высокому патрону от 26 ноября (старый стиль) из Коломны[312] не оставляет сомнений, что он знал, кому обязан этим назначением: