— прим. авт.) в Эмиратах»? «Да, Анатолий Федорович, наша пресса писала три месяца назад, ссылаясь на местные источники, что общая сумма контракта — 300 тысяч долларов в год, то есть 25 тысяч в месяц. Только не в Эмиратах, а в Кувейте». «Так вот, Володя. Наша задача минимум — контракт должен быть не меньше, чем у Рыжего. А задача максимум — должна быть настолько больше, чтобы мы почувствовали, что корейцы „пустые“. Ты меня понял»?!

Для Бышовца, с его обостренным чувством происходящего, кресло в салоне первого класса полупустого «Боинга» было слишком мало, чтобы смирно упиваться комфортом в ожидании скорого прилета. Я, как и положено рядовому агенту, сидел в салоне экономкласса. Точнее, лежал, раскинувшись сразу на четырех пустых креслах, и дремал, раздражая своим невозмутимым видом бродившего по всему самолету Бышовца. Несколько раз за полет Анатолий Федорович поднимал меня с импровизированной постели и просил пройти к нему в салон, где начиналась «мозговая атака». Обсуждалась заново вся логика возможных событий и меры по защите наших интересов. Каждая интересная деталь заносилась в блокнот Великого Комбинатора и в развитие предстоящих реальных обстоятельств доводилась нами до ума, а иногда и до абсурда. Меня не покидало ощущение, что мы едем решать контрактные вопросы не за столом переговоров, а в рыцарском бою или, на худой конец, на банальном футбольном поле. Забегая вперед, скажу, что даже для меня, видавшего виды, Бышовец во многом был учителем. Что полгода назад, что и теперь, Анатолий Федорович не позволял себе выпить не то что «лишнего», а вообще ничего, даже бокал вина или пива за обедом. Каждое утро Анатолий Федорович начинал непременно в бассейне, проплывая свои две тысячи метров брассом. Вечером, перед ужином, где он позволял себе съесть свое любимое пирожное за чашкой чая, он (заставляя меня тянуться за собой) пробегал в парке менее чем за полчаса пятикилометровый кросс, завершая его интенсивными физическими упражнениями. И это в 38-градусную жару и практически стопроцентную влажность!!! И так все десять долгих дней напряженнейших переговоров. Бышовец прекрасно выглядел в свои 48 лет, и за ним, некурящим, подтянутым, педантичным до безобразия и требовательным в первую очередь к самому себе, были вынуждены тянуться все функционеры Корейской Футбольной Ассоциации. Были ли у Бышовца слабости? Естественно, как и любого нормального человека. Была среди них одна, которую Анатолий Федорович не мог скрыть даже за рубежом. В минуты напряжения и спортивных неудач Анатолий Федорович позволял себе крепко и нецензурно браниться. А коль скоро, все речи Бышовца постоянно переводились на корейский язык, то переводчик Джон брал на себя прямой смысл крепких выражений тренера. Особенно переводчик не мог пропустить через своё «Я» выражение «…твою мать!». Его, как человека верующего, это глубоко оскорбляло. Однажды всегда спокойный и уравновешенный Анатолий Федорович в разговоре со мной деликатно коснулся личности своего переводчика: «Слушай, я этому гусю уже несколько раз объяснял, что выражение „… твою мать“ не несет прямого смысла. Но каждый раз, когда я ругаюсь, у этого корейца на глазах появляются слёзы. Однажды я перед ним извинился, но больше, можешь так ему и передать, я этого делать не собираюсь. Либо пусть перешагивает через своё „Я“, а если он такой „м… ак“, то пусть „у… ывает“ к чертовой матери»! Я попытался объясниться с Джоном, используя всё свое красноречие, на что Джон сказал: «Володя, я не глупый человек, я всё понимаю, вот. Но Бышовец, когда ругается, то смотрит мне в глаза своим злым взглядом и произносит это так жестоко, что у меня всё внутри переворачивается, вот. Я не могу с собой поделать ничего».

В день нашего приезда в Сеул, кроме официальной пресс-конференции, проводившейся в банкетном зале гостиницы, ничего в деловом плане Ассоциация пока не предусмотрела. В середине июля в Корее установилась редкая даже по местным меркам жара, днём за 40, вечером немногим меньше, и это при необычайно высокой влажности. Мы с Анатолием Федоровичем коротали дни, сидя в японском ресторане гостиницы. Там нас в один прекрасный день и отыскал переводчик Джон. Он подсел к нам за столик и попросил Бышовца объяснить, почему принято решение, что переговоры будут вестись на английском языке, когда, с точки зрения Джоновской этики он должен был продолжать обслуживать тренера в качестве официального переводчика. «Джон, ты, как всегда, не прав, — сказал Анатолий Федорович. — Переговоры буду вести не я, а Абрамов. Я лишь время от времени буду на них присутствовать. Так вот, Владимиру удобнее обсуждать контракт по-английски, тем более что и переписка велась по-английски, и текст контракта тоже будет составляться на этом языке». Самолюбие Джона было уязвлено. Перед уходом Джон, посетовав на свою забывчивость, сказал, что руководство КФА уполномочило его ещё до отъезда Бышовца в Москву вручить Анатолию Федоровичу золотые часы в подарок за вклад в подготовку национальной команды к чемпионату мира. «Так где же часы», — спросил Бышовец. Джон вытащил коробку из своих спортивных штанов и протянул тренеру. «Хорошо, Джон. До свидания». Джон ушел. Теперь, когда мы опять остались вдвоем, Анатолий Федорович дал волю чувствам по поводу своего переводчика.

— Значит так, Владимир. Внеси в план переговоров ещё один вопрос. Переводчик должен быть наш, а не кореец. Более того, созвонись с корейцами и потребуй, чтобы Джона не было на переговорах, начиная с завтрашнего дня. Я не хочу, чтобы кто-то понимал, о чем мы с тобой говорим в присутствии корейцев. Я уже вдоволь наелся постоянным подслушиванием, да и искажением моих слов и мыслей. Этот Джон совсем одурел в последнее время, ведет себя так, как будто он главный тренер. Дошло до того, что журналисты не меня, а его спрашивают о составе команды на игру и о планах подготовки. Об этом Джоне в прессе пишут больше, чем обо мне. Я тебя прошу, Володя, сделай так, чтобы я его больше здесь не видел. — Бышовец все больше распалялся. — Ты знаешь, что он отчудил месяц назад? Всем членам делегации на чемпионат мира выдали экипировку, по 12 экземпляров каждому. Мне же дали только 6, то есть ровно половину. Я спрашиваю генерального менеджера, почему так случилось (они мне на фиг не нужны, но это вопрос принципа!). А он мне говорит, что Джон так решил. Он, видимо, посчитал, что мне больше не нужно. Вот ведь б… дь какая!!

Да, начало переговоров было многообещающим! Руководил их организацией господин Ка, заместитель генерального менеджера по международным вопросом. Г-н Ка был достаточно молодым и высоко образованным человеком.