вееров, направлял свои шаги к ее дому, но по пути опять начинал безуспешно искать Беатриче. От этого интерес к Примавере мгновенно улетучивался.

В последний день перед выступлением войска он, разозлившись на себя, решил все-таки нанести визит «предтече».

Они встретились в церкви. Несколько полувзглядов, пара полуфраз — и Алигьери уже все знал о ее сегодняшнем дне. То есть не все, а самое главное — старый муж снова отбыл в Болонью.

Как очаровательно шевельнулись ее пухлые губы, выговорив это изящное слово «Болонья»! Ему вдруг стало жаль времени, зря потраченного на бесцельные поиски придуманного идеала.

«В конце концов, детство давно кончилось, сколько можно играть в ангелов?» — думал он, поднимаясь по незнакомой крутой лестнице в потаенную комнату.

Соблазнительные губы надолго оказались у самого его лица. Примавера пылала — не весна, а лето в самом разгаре. За стрельчатым окном, резко крича, носились ласточки. Черными серпами быстрых крыльев они будто срезали с души покровы, оставляя ее нагой под лучами безжалостного дневного солнца.

…Пошатываясь, он спустился по лестнице, вышел на улицу и только тут обратил внимание на некоторый беспорядок в одежде. Поправляя неправильно застегнутый кафтан, боковым зрением заметил, как к дому подходит Беатриче.

— Приветствую вас, — пролепетал он, — я уже работаю над канцоной, которая…

Она собиралась зайти к Джованне, но, увидев его, остановилась:

— Боже мой, прекратите! Ведете себя, будто площадной жонглер! — после чего развернулась и торопливо зашагала прочь.

Алигьери на некоторое время будто окаменел. Потом спохватился и бросился ей вдогонку. Настиг уже на соседней улице:

— Вы не так меня поняли! Вы…

— Послушайте, но зачем мне вообще понимать вас? — холодно отозвалась она, не сбавляя шага. — Я замужняя женщина, испытывавшая к вам ранее дружеские чувства, но не более того.

— Ранее?! Нет, не убивайте меня!!! Не лишайте вашей дружбы.

Она остановилась и испытывающе посмотрела на него:

— А что ты разумеешь под этим словом? Не то ли, что нашел в доме Джованны? И все эти твои страстные обещания и клятвы по поводу стихов, которые ты тут же забываешь, — они просто оскорбительны. Лучше бы ты вообще молчал!

И она снова быстро пошла по улице. Он бросился за ней:

— Я исправлюсь! Я начну исполнять обещанное уже завтра! Пусть это будет маленькая канцона, но в вашу честь. Где я могу увидеть вас, чтобы прочитать?

Дочь Фолько Портинари досадливо поморщилась и ускорила шаги, но он, забежав вперед, встал перед ней и с отчаянием сказал:

— Вы являетесь мне во снах почти каждую ночь, и с вами всегда приходят ангелы. Если бы я искал в вас… то, что в Джованне, — поверьте, сны были бы другими. Позвольте мне повидать вас завтра перед сражением и прочитать…

— Да, конечно. — Беатриче согласилась поспешно, даже с испугом. — Я буду на мессе в Санта-Репарате. Не надо ничего читать, просто приходи.

Тонкая рука поднялась и перекрестила его. Карие глаза смотрели с невыразимой теплотой.

— До свидания, — просто сказала она и пошла по улице уже без торопливости.

Вечером Данте долго не мог заснуть. На него обрушился водоворот мыслей, образов, лиц. Ему представлялись рыцари, скачущие на разъяренных конях под предводительством славного Каччагвиды освобождать святыню Гроба Господня. Где-то впереди в тумане трепетало зеленое сарацинское знамя и грозно щерились копья врагов. Мгновение — и наступила страшная сеча — кровь, многочисленные гримасы боли, ужаса, ненависти. И отчаянная молитва, словно искра, враз высеклась из потрясенных сердец. Господь услышал ее, и дрогнули сарацинские ряды, и рассеялись, и сгинули. Тогда появился понтифик из Рима в багряной камауро и сказал: «Я победил их. Под моим благословением вы совершили этот подвиг». Он сделал знак рукой — и тотчас ему подали императорский крест, копье и державу. Нужно было немедля присягнуть ему, и половина рыцарей пала на колени. Но другая половина осталась стоять в молчании. И тогда недавние сотоварищи наставили на них свое оружие…

Видение оказалось пугающе натуральным. Данте знал, что он гвельф и ему нужно примкнуть к первой группе. Но он стоял, не в силах сдвинуться с места, и рядом не было никого, кто бы дал ему добрый совет. Да и кого можно послушать, если даже сам папа, ослепленный властью, забыл свое предназначение, данное Богом?

Вдруг яркое озарение снизошло на Алигьери. «Беатриче!» — вскрикнул он и проснулся от стука в дверь. Судя по освещению, за окном стояла ночь.

Все еще пребывая во власти видений, он слабым голосом крикнул: «Да!» В комнату вошел посланник Черки, за ним служанка со свечой.

— Решили выступать ранним утром. — Гонец говорил, задыхаясь. Видимо, пришлось бежать. — Собирайтесь!

— Прямо сейчас? — Данте потряс головой. Происходящее продолжало напоминать сон. — Но ведь еще колокол не звонил. Как же месса? Мы пойдем на войну без благословения?

— Для конников Донати и Черки устраивают специальное богослужение. Оно пройдет перед обычным. Храм уже открыт, поспешите.

— Хорошо, — Алигьери почти примирился с реальностью, — иди. Я скоро буду в Санта-Репарате.

Посланник, уже взявшийся за ручку двери, отпустил ее:

— Нет, мессир Алигьери, не надо к Репарате. Богослужение пройдет в Сан-Пьер-Скераджо.

Он бросил внимательный взгляд на лицо Данте и, решив, что тот услышал и понял, выскочил за дверь. Служанка громко зевнула и испуганно перекрестила рот.

…Небо на востоке изрядно посветлело. Данте ехал по сумеречным зябким флорентийским улицам, чувствуя большое волнение. Успеет ли он? Благословение получают в конце мессы, а в это время ему уже нужно быть в Санта-Репарате. Там начинают служить сразу после восхода солнца, но ему нужно успеть до начала — нельзя ведь подойти к Беатриче с беседой во время песнопений или проповеди. Одна надежда — богослужение для воинов, торопящихся в поход, навряд ли сделают слишком долгим.

Под сводами Сан-Пьер-Скераджо быстро стало тесно и душно. Непонятно, каким чудом туда набились оба отряда, да некоторые еще и с домочадцами. От гула голосов голова шла кругом.

— Начинайте уже! Зачем подняли всех ни свет ни заря! — звучало то тут, то там, но священники никак не выходили. Наконец появились два архиепископа и кардинал. Это означало, что месса скоро не закончится.

— Ох ты Господи! — вырвалось у Данте неожиданно громко.

Человек, стоящий перед ним, обернулся:

— О, родственничек!

Алигьери увидел холеное лицо с жестким взглядом темных глаз. Корсо рассматривал собеседника с презрительным вниманием:

— Тоже на войну? А в каком отряде?

Как раз накануне Данте рассказали о вражде между Вьери деи Черки и Корсо Донати. «Очень неудачно, — подумал он тогда, — родные Джеммы и так обижены на жениха, который не слишком торопится стать мужем, а тут еще угораздило попасть не в тот отряд».

Он сделал паузу, раздумывая, как ответить, чтобы