День в хамаме тянулся медленно. Светильник, украшенный драгоценными камнями, поблескивал в дымке, освещая тени ярким светом, переливающимся даже в самых мелких изумрудах и рубинах, окружающих их. Затем мерцание перешло в сияние, способное затмить даже Тень Бога на Земле, очутись он вблизи этих лучей.

Голова Хюррем лежала на коленях Хатидже, она ласкала губами ее нежную грудь. Зажмурившись от удовольствия, Хатидже гладила Хюррем по огненно-рыжим волосам.

Вдруг Хюррем спросила:

— Что имел в виду Сулейман позавчера, когда говорил о любви друг к другу настоящих мужчин?

— Милая, Сулейман давно любит Ибрагима… как мы с тобой сейчас любим друг друга.

Хюррем не слишком удивилась, и все же ей стало неприятно.

— Хюррем, нет никакого сомнения в том, что Сулейман любит тебя всем сердцем. Но он по-своему, так, как может любить только мужчина, любит и Ибрагима. Они прожили вместе почти всю жизнь. Тебе никогда не приходило в голову задуматься, почему Ибрагим занимает во дворце покои рядом с нашим господином?

О такой странности Хюррем на самом деле ни разу не задумывалась.

— Но что делает мужчина с мужчиной?

Хатидже игриво провела пальцем по губам Хюррем.

— Сладкая моя, то же самое, что и женщина с женщиной… Кто, кроме женщины, может лучше знать, что больше всего способно доставить удовольствие другой женщине, так же точно и у мужчин. Их соединяет прочное чувство, основанное на взаимном уважении… Они вместе видели смерть и победу, знали печаль и радость, видели такое, что нам с тобой и не снилось. И нам следует радоваться их любви; благодаря ей мы можем быть уверены, что наши мужчины искренни по отношению к самим себе и к нам.

— Наши мужчины? — удивилась Хюррем.

Хатидже покраснела, и Хюррем вдруг догадалась: ее подруга любит Ибрагима.

— Какой он? — с улыбкой спросила она.

— Ах, милая, он напоминает бога, спустившегося с высочайших вершин горы Олимп и очутившегося в нашей империи. Кожа у него смуглая, глаза черные, он воплощение мужественности. Красивые черные волосы доходят до плеч, а лицо по красоте способно затмить и ангела.

Хюррем заметила, что лицо Хатидже засияло — такого она никогда раньше не видела.

Две женщины затихли; они думали о своей любви к самым могущественным мужчинам на земле… и друг к другу.

Обе повернулись, когда кто-то вошел в хамам и откашлялся.

В дверном проеме стоял Гиацинт; он пытался привлечь к себе их внимание. Хюррем вдруг встревожилась. Давно ли он прячется в тени и слушает их разговоры? Заметив, что они повернулись к нему, он подошел к ним и присел рядом на мраморную плиту.

— Красавицы, на охоте с нашим господином произошел несчастный случай.

Обе женщины резко выпрямились.

— Сулейман! — воскликнула Хюррем.

— Он жив и здоров, но дикий кабан пропорол ему клыком ногу.

Хюррем вскочила на ноги, не обращая внимания на свою наготу и не стесняясь великана.

— Погоди, красавица. Сейчас его осматривает врач; в его покоях также находится начальник Тайного совета Ибрагим-паша, — придержал ее великан.

Хюррем замялась, но потом выбежала из зала, оставив Хатидже и Гиацинта одних.

— Пусть идет, — шепнула Хатидже, кладя руку на бедро Гиацинта.

Хюррем пересекла двор и взбежала наверх, в свои покои. Холод пронизывал ее до костей, но она его не чувствовала. В своей спальне она пробыла всего лишь несколько секунд, которые понадобились на то, чтобы кое-как накинуть на себя свободные шаровары и рубаху, едва прикрывавшие большой живот. Она выбежала на галерею и спустилась по другой лестнице, ведущей в покои Сулеймана.

Очутившись у личных покоев султана, она ловко поднырнула под руки охраняющих двери евнухов и бросилась к любимому. Полы рубахи развевались на ходу, обнажая круглый живот. Она вскочила на диван, на котором лежал Сулейман.

Перед султаном на коленях стоял Ибрагим; он нежно поглаживал раненую ногу своего господина. Вбежав в комнату, Хюррем заметила, как ужас отразился на лице Ибрагима, он тут же отдернул ладонь от ноги Сулеймана, зажмурился, а затем упал ниц на пол, чтобы не видеть ее.

Сулейман покосился на Хюррем, затем на Ибрагима и вдруг громко, от всей души расхохотался. Он даже закашлялся от смеха. Не отрывая взгляда от пола, чтобы не смотреть на фаворитку, Ибрагим поднес ему кубок с красным вином. Не переставая смеяться, султан одним глотком осушил кубок.

— Господин, Гиацинт рассказал о… постигшем тебя несчастье. Как ты себя чувствуешь?

Сулейман снова рассмеялся и крепко прижал к себе Хюррем.

— Милая, это трудно назвать несчастьем, скорее невезением. Я остановился под большим дубом, чтобы помочиться, вдруг из-за кустов выбежал кабанчик и добился того, на что не способны даже самые сильные европейские короли и принцы.

Хюррем посмотрела на бинты, а затем на Ибрагима, распростертого на полу и обеими руками закрывшего голову. Она сообразила, что вбежала к Сулейману почти раздетая, и смутилась. Сулейман наклонился к ней и застегнул на ней рубаху. Он посмотрел на лежащего Ибрагима и, наклонившись к Хюррем, нежно поцеловал ее в губы.

— Спасибо, что пришла справиться о моем здоровье, тюльпанчик, — прошептал он. — Твое нежное прикосновение гораздо лучше грубых ласк моего милого друга Ибрагима, — добавил он с неподдельной нежностью и любовью.

Ибрагим лежал лицом в пол; над головой его болтались кисти дивана. Хюррем показалось, что он негромко ухмыльнулся.

Сулейман вытащил из-под груды подушек вышитое шелковое одеяло и жестом велел Хюррем держать его перед своим телом и нижней частью лица. Он помог ей укутаться, заботливо разглаживая складки там, где одеяло слишком тесно обнимало ее располневшее тело.

— Ибрагим, можешь встать. Моя любимая скрыта от твоего похотливого взгляда, — произнес он, и Хюррем заметила, как сверкнули при этом его глаза.

Ибрагим приподнялся и на коленях подполз к дивану. Хюррем заметила, как он исподтишка косится на нее, стараясь не смотреть ей в лицо. Хотя она прикрылась, взгляд Ибрагима словно проникал сквозь шелковую завесу. Ибрагим заметил ее распущенные пышные волосы и откровенную радость Сулеймана.

Хюррем тоже получила возможность как следует рассмотреть Ибрагима. Она подумала: «Понимаю, почему Хатидже, да и Сулейман так тебя обожают. Тебя в самом деле словно изваяли из мрамора в Древней Греции. Даже великий итальянский скульптор Микеланджело не мог бы освободить такого бога, как ты, из непорочных древних камней».

Сулейман склонился к другу и взъерошил ему волосы. Хюррем кольнула ревность.

— Господин, я хотела бы остаться с тобой наедине.

Сулейман залюбовался красотой ее ресниц.