слышать, что некоторые в штабе армии считают, что он нарушил правила ведения боевых действий, и хотят, чтобы он предстал перед судом за убийство. Он пытался бороться с депрессией и негативными мыслями, терзавшими его мозг, придерживаясь режима занятий в спортзале и уверяя всех, что с ним все в порядке. Его вызывали на допрос снова и снова. Он чувствовал, что люди поймут, если услышат из первых уст, как произошла ошибка. Неод­нократное изменение версии американскими военными, за которым последовала секрет­ность, окружавшая расследование, усилило худшие подозрения общественности. Хатч по­просил разрешить ему публично объяснить, что произошло. В батальоне ему сказали, что это не очень хорошая идея.

Ближе к концу расследования к Хатчу обратился бригадный генерал Ким. Он не поверил версии событий Хатча.

- Хотели бы вы изменить свои показания? - спросил он.

Хатч был возмущен.

- Нет, я не хочу менять свои показания, сэр, - сказал он.

Хатч не мог поверить, что кто-то может усомниться в его честности. Он стольким пожертво­вал ради армии. Ужасные патрули в Рамади в разгар войны в Ираке. Шедшие один за другим туры в горы в Пактике, проведенные в изоляции в рамках операций по обеспечению стабильности в деревне. Он не мог сосчитать, сколько раз рисковал своей жизнью. До него наконец дошло, насколько плохой может оказаться эта ситуация. Неохотно он прекратил сотрудничать со следствием и попросил дать ему время проконсультироваться со своим защитником, а также заранее подготовить письменные вопросы.

Самым большим вопросом, как оказалось, было сомнение в его утверждении о том, что аф­ганские коммандос, планировавшие рейд на тюрьму УНБ, находились вблизи цели и нахо­дились под обстрелом в момент нанесения удара. На снимке, полученном с беспилотника, было видно, что афганский конвой был припаркован недалеко от авиабазы Кундуз, примерно в девяти километрах от комплекса разведывательного управления, контролируемого талиба­ми. Казалось, это свидетельствовало о том, что Хатч нанес превентивный удар по зданию еще до того, как коммандос отправились в путь, что являлось нарушением правил ведения боевых действий, запрещавших наступательные удары по талибам.

Он был сбит с толку. Он следил за передвижениями колонны афганских коммандос по GPS-трекеру и вспомнил, что видел синюю пентаграмму, указывающую на дружественные силы вблизи тюрьмы УНБ во время удара. Он впервые начал сомневаться в себе. Возможно, вы­стрелы, которые он слышал, не имели никакого отношения к миссии коммандос.

"О боже мой", - подумал он. "Как я мог все это неправильно понять?" 

28 октября 2015 года Хатч отправился на свой последний допрос. Было два офицера Гене­рального штаба, расследовавших авиаудар, и несколько экспертов по конкретным вопросам. Казалось очевидным, что следователи не поверили его ответам. Он неоднократно подвергал­ся одному и тому же допросу. Когда они добрались до авиаудара, ведущий следова­тель, генерал-майор армии США Уильям Хикман, снова спросил, как он определил, что лю­ди на месте были настроены враждебно, поскольку у них не было оружия. Он также, каза­лось, скептически отнесся к решению вызвать воздушную поддержку коммандос в миссии по захвату тюрьмы УНБ, контролируемой талибами.

- Ладно, ты вроде как сказал здесь две разные вещи, - сказал генерал Хикман, пытаясь опре­делить, где, по мнению Хатча, находились коммандос во время удара.

- Они находятся на перекрестке и ведут, как вы полагаете, огонь, и я пытаюсь понять, как вы определили, откуда шел огонь, и решили, куда стрелять AC-130.

- Да, сэр, наиболее логично было предположить, что по ним будут вести огонь с дальних до­рог восток-запад, и поскольку я ожидал, что они направятся именно туда, - разочарованно сказал Хатч, имея в виду их цель, тюрьму УНБ.

Было трудно передать решения о жизни и смерти, которые приходилось принимать в пылу сражения, имея лишь ограниченные средства связи и оборудование.

- Хорошо, но вы разрешили открыть огонь по зданию на объекте УНБ? - спросил он.

- Да, я это сделал, - сказал Хатч.

Воцарилось молчание.

- Ладно, у меня все, - сказал генерал, завершая разговор. 

Пройдут месяцы, прежде чем Хатч узнает, что изображение конвоя возле авиабазы Кундуз был неправильно обозначено как 10-й батальон специального назначения. Это была другая группа коммандос, которая была доставлена самолетом из Кабула для ликвидации послед­ствий кризиса и использовала местные машины. Команда национальной системы слежения приложила к фотографии примечание, объясняющее, что система слежения не обновила ко­ды для новых коммандос, но следователи пропустили это мимо ушей. Последующее рассле­дование, проведенное несколько месяцев спустя, в конце концов, обнаружило записку и кон­вой, который отслеживал Хатч, возле комплекса УНБ, где они попали под обстрел.

Команда, которая сражалась с Хатчем в Кундузе, продолжала возмущаться из-за обращения с ним и считала, что из него делают козла отпущения. По их мнению, в первую очередь генералы были от­ветственны за отправку их в Кундуз; существовали известные риски при отправке войск в гу­стонаселенный гражданский район. Они отбили Кундуз, как и просили, и должны быть отме­чены за их храбрость, а не наказаны за нанесение авиаудара.

Капитан команды из Баграма, Пэт Харриган, был в числе многих свидетелей, которых попро­сили дать показания под присягой в рамках расследования. Прежде чем сдать его, он подо­шел к полковнику Джонстону, командиру батальона, чтобы зачитать ему свои ответы, в ко­торых содержалась резкая критика руководства армии США в Афганистане.

- Я хочу убедиться, что вы понимаете, что это не направлено против вас, - сказала Пэт. - Я знаю, что это вызовет ответную реакцию. Я просто хочу, чтобы вы знали, о чем я пишу.

- Я не могу помешать тебе написать все, что нужно, в твоем заявлении под присягой, - сказал полковник Джонстон.

 - Но да, тебе это еще припомнят, - добавил он, хотя Пэт и так это знал.

У командира батальона были свои собственные причины для недовольства тем, как велось расследование, но он держал их при себе. Пэт был прав: его показания имели последствия, но он, казалось, был полон решимости поделиться ими. Пэт уже поговаривал об уходе из ар­мии.

Письменный ответ Пэта содержал резкую критику в адрес американских военных руководи­телей, обвиняя их в моральной трусости и глубоком отсутствии стратегии в их решении кри­зиса в Кундузе. “Бездействие или нерешительность, однако, дают удобный политический опыт, когда можно пожинать плоды успеха, не сталкиваясь с ответственностью или послед­ствиями неудачи”, - написал он. “Руководитель может улыбаться в камеру, вручая награду, или обходить судебного пристава стороной, когда молоток падает на судейскую скамью." 

"Ни один военный командир никогда не должен позволять своим людям покидать располо­жение без задания, цели и конечного