Быстренько приведя себя в порядок, он выскочил за дверь своей съемной квартиры, закрыл ее на ключ, спустился на лифте вниз, и, выйдя из подъезда, направился к своей машине. Однако машины на месте не оказалось, и это могло означать только одно – ее подло угнали, пользуясь, очевидно, тем, что Филимонов, привезя на ней Лизу Майнстрим, был слишком возбужден близостью секс-бомбы и забыл поставить автомобиль на сигнализацию. Однако потеря машины вовсе не огорчила полковника – он был готов пожертвовать сотней таких машин, лишь бы отыскать то, что так неожиданно потерял. Он пошел по Новому Арбату пешком в сторону метро, неожиданно подметив, как легко передвигаться тому, у кого между ногами ничего нет, и тут же жестоко изругав себя за эти глупые мысли. «Идиот, кретин, фанфарон! – ругал он себя почем зря, – да как ты такое вообще мог подумать?! лучше вообще носить между ног кирпич или гирю, чем потерять то, что составляет твой праздник в течение всей жизни, от рождения, и до смерти! Вспомни, наконец, Хемингуэя с его праздником, который всегда с тобой!» Так он, ругая себя, а также проклиная свою горькую и несчастную судьбу, шел в сторону метро, как вдруг навстречу по широкому проспекту на бешеной скорости мимо него промчался кортеж машин, возивших, видимо, большое начальство. В окне одной из этих машин, неожиданно на мгновение притормозившей возле него, он увидел круглую голову в окружении галстука, белой рубашки и черного пиджака, и тут же узнал в этой голове собственный фаллос! Сомнений не было никаких: это он, именно он, невысокий, коренастый, и все еще упругий, способный на любой подвиг и любое свершение! Скорее за ним, вперед, вперед за этим кортежем машин, любой ценой, лишь бы не упустить, и изловить мерзавца живьем! Будет знать, как сбегать от меня, будет знать, как путешествовать по городу в одиночку, тем более, как видно по всему, в облике довольно значительного чиновника! Филимонов тут же остановил проезжавшее мимо такси, и велел что было мочи мчаться за кортежем видневшейся впереди колонны, ни в коем случае ее не упуская. Водитель такси оказался расторопным малым, и выполнил все указание Филимонова, сев на хвост мчавшимся впереди на бешеной скорости иномаркам, и не отставал от них до тех пер, пока они не притормозили перед зданием московской мэрии. Из самой большой иномарки выскочил невысокий коренастый чиновник, который, вне всякого сомнения, был его собственным сбежавшим фаллосом, и так же стремительно, как мчался до этого по улицам Москвы, подбежал к дверям, толкнул их, и скрылся в здании мэрии. Филимонов наспех расплатился с водителем такси и бросился в погоню за наглецом, посмевшим принять облик обычного человека! Однако пока он препирался с охраной, показывая свое полковничье удостоверение, а потом бегал по этажам мэрии, разыскивая сбежавшего наглеца, тот успел прошмыгнуть вниз прямо мимо его носа в компании еще нескольких чиновников, у которых на головах (и у сбежавшего фаллоса тоже) были надеты строительные каски. «Маскируется, сволочь, – зло сказал сам себе запыхавшийся от беготни по лестницам Филимонов, – скрывает свое подлинное лицо!» На вопрос, куда вся группа в шлемах уехала, вахтер радостно ответил: «Куда же еще, конечно, в Гостиный Двор, там сейчас у нас основная работа!» Тут надо сказать, что к тому времени Гостиный Двор еще не был перестроен и превращен в нынешний уродливый торгово-развлекательный комплекс, а был таким, каким видели его еще Иван Грозный и Василий Блаженный, который после страстных проповедей на площадях Москвы и обличений самого грозного царя частенько заходил сюда отдохнуть, погреться и побеседовать с приезжим людом со всей необъятной к тому времени России. Да, в те времена, и вплоть до того часа, как его не изуродовали перестройкой, Гостиный Двор был тем, кем и должен быть памятник отечественной старины – нашим русским Колизеем и Парфеноном одновременно, и вот его-то и собирался посетить наглый полковничий фаллос! Однако пока Филимонов пробирался по Тверской вниз к Гостиному Двору, неуловимый фаллос, как успел потом выяснить полковник, уже побывал там, и даже успел провести среди строителей митинг, пообещав им золотые горы и небо в алмазах, после чего уехал с докладом в Кремль. Вообще же, как постепенно удалось узнать Зиновию Яковлевичу, фаллос его оказался довольно настырным малым, настоящим популистом, то тут, то там обещал золотке горы и небо в алмазах, и явно готовился к предстоящим выборам. Филимонов попытался проникнуть за наглецом в Кремль, но туда его, несмотря на полковничье удостоверение, не пустили, да еще и долго с подозрением допытывались, кого он хочет там увидеть. Полковник сдуру чуть не сказал, что гонится за сбежавшим от него фаллосом, да вовремя остановился, сообразив, что такая шутка выдаст его с головой, и, оставшись снаружи, стал прогуливаться по Красной площади и внимательно наблюдать за Спасскими воротами Кремля. Однако внимание его отвлекли молоденькие гетеры, тусующиеся обычно около ГУМа, и он опять пропустил тот момент, когда фаллос выехал из Кремля и на полной скорости все по той же Варварке, откуда только что вышел полковник, помчался куда-то вниз. Филимонов его, естественно, не догнал, а пошел бродить по Москве сначала мимо Василия Блаженного, потом миновав Максима Блаженного, который, как известно, находится на Варварке как раз напротив упоминавшегося уже Гостиного Двора, потом дошел до Китай-Города, сел на метро и доехал до центра Москвы. Везде, везде встречались ему следы сбежавшего фаллоса, скрыть которые было уже невозможно! Везде он наследил, везде оставил по себе недобрую память то сносом старинного здания, то известной гостиницы, то уродливым евроремонтом, а то и купеческим размахом неуместного и ненужного здесь строительства! Филимонов чувствовал, что наглец уж очень зарвался, и если его не остановить, он, чего доброго, вообще разорит всю Москву! Он нюхом чувствовал, что фаллос его где-то рядом, что его можно поймать, если внимательно приглядываться к прохожим, в толпе которых он вполне может прятаться. Внезапно он увидел, что по Тверской, по которой он в этот момент проходил, движутся сотни и даже тысячи одинаковых фаллосов с кепками на головах, которые прикрывают их гладкие, словно тыквы, лишенные волос головы. Фаллосы маршировали по Тверской в немом бесконечном строю, глаза их были широко раскрыты и устремлены в светлое прекрасное завтра, где были одни золотые горы и одно общее небо в алмазах, ноги их одинаково поднимались и опускались вниз, а руки то откидывались назад, то подавалась вперед. «Ага, голубчик, – закричал Филимонов, хватая за руку первого попавшегося ему фаллоса и вытаскивая его из общего ряда, – раздвоением хочешь меня запугать! Ничего не выйдет, мерзавец! Пойдем, поговорим по душам, как мужчина с мужчиной!» Он затащил довольно смущенного фаллоса в какое-то кафе, заказал наспех две порции водки, и в упор спросил, глядя ему в лицо: «Итак, дорогой мой, твоя песенка спета! Или признавайся немедленно, откуда сбежал, или будешь иметь такие неприятности, которые тебе и не снились!» Фаллос, кажется, был смущен таким на него наскоком, и выпил сначала принесенную к этому времени водку, потом пожелал чего-нибудь перекусить, а потом вообще понес такую несусветную чушь, что полковник уже не мог сдержать свои чувства. Как, видеть перед собой свой собственный сбежавший фаллос, угощать его дармовой водкой, и еще слышать от него разного рода увертки и ухищрения!? «А ну сними кепку, мерзавец, – сказал он зловещим шепотом наглому фаллосу, – сними кепку, хочу посмотреть на тебя во всей твоей неприглядной красе!» – «Не стоило бы вам там пренебрежительно говорить о своем собственном члене, пусть временно и отделившемся от вас, но все же родном и во многом заслуженном! – с обидой сказал ему фаллос, снимая с головы кепку и обнажая совершенно гладкую голову. – Обидно, понимаешь ли, выслушивать такие упреки от родного и близкого во всех отношениях человека! А ведь когда-то мы были с вами друзьями!» – «Негр в Африке был тебе другом, мерзавец!» – закричал в ответ Филимонов, который уже не мог сдерживать накопившиеся обиды, и, развернувшись, что было силы ударил наглеца по его гладкой и наглой роже. Что было после этого, известно не во всех подробностях, да и, признаться, не очень интересно, чтобы останавливать на нем наше внимание.