с фамилией Шульман посоветовал повесить кирпичи на этой почти незаметной глазу проволоке. Парящие без поддержки, они могли вызвать заинтересованность и обсуждение. Так и сделали, а Шульмана отправили на выставку стендистом.

Экспозиция с кирпичами вызвал заметный интерес. Знакомиться со столь удачным представлением технических достижений приходили даже разработчики сложных систем вооружения. В один из дней выставку посетил Генеральный секретарь КПСС. Его знакомили с серьезными разработками и для расслабления провели мимо экспозиции с кирпичами. Но Л. И. Брежнев вдруг остановился, оторопело уставившись на стенд. Постояв минуту, спросил:

— Это — что?

Возникла заминка. Никто не решался сказать что-то вразумительное. Все смотрели на Шульмана. И тот, побледнев от страха, выпалил:

— Это кирпичи и они готовы в любой момент упасть на головы наших потенциальных противников…

Директор института, где сделали проволоку, был близок к инфаркту. На лице Брежнева появилось подобие улыбки, указав на Шульмана и с трудом произнося гласные, он проговорил:

— Вот вам находчивость и смекалка русского человека! Как фронтовик скажу — кирпич может быть и грозным оружием…

После этого почетный гость с трудом зашагал к выходу выставки.

После недолгого молчания Наташа спросила:

— И что было с этим Шульманом?

— Дали премию, а через полгода разрешили выезд в Израиль. Дирекция института даже содействовала этому, сообщив в органы, что от этого работника там будет больше вреда, чем у нас — пользы.

* * *

На встречах у Наташи мы разыгрывали веселые спектакли, обсуждали новые фильмы, театральные постановки, книги. Позже я прочел, что в это время в стране печаталось более миллиарда книг в год. Собирание личных библиотек было почетным увлечением. Не было интернета, где в любой момент можно получить поверхностную информацию. А книги и журналы — это собеседники. Их тематику и тираж в то время определяли издательства, субсидируемые государством. Традиционно печатали тома сочинений отечественных и зарубежных классиков литературы. Большой интерес вызывали книги современных авторов — М. Астафьева, Б. Васильева, В. Гроссмана, В. Быкова, Ф. Абрамова, в них осмысливались события еще недавней войны. В библиотеках читатели образовывали очереди на книги Ю. Нагибина, Д. Гранина, А. Рыбакова, Ю. Трифонова, Ч. Айтматова, Ф. Искандера. Событиями для общества были публичные выступления поэтов Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Б. Ахмадулиной, зачитывались стихами Д. Самойлова, Н. Коржавина, Ю. Друниной, Б. Слуцкого. Новой тематикой и стилем произведений заявили о себе В. Аксенов, В. Шукшин, А., Б. Стругацкие, В. Токарева. И значимым открытием для советских людей стали книги зарубежных авторов: Л. Фейтвангера, Т. Манна, Э. Ремарка, Г. Белля, Э. Хемингуэя, Д. Стейнбека, Д. Селинджера, К. Воннегута, Е. Ставинского, Ф. Саган. Художественный уровень их произведений на очень высоком уровне представили советские мастера перевода с иностранных языков.

Это отвлечение сделано, чтобы сказать о многообразии информации и интересов людей нашей страны в период, названном позже «застоем». Думаю, что никогда раньше не пелось столько задушевных песен, не рассказывалось столько еврейских анекдотов, как в это время. В этих анекдотах шутили и по поводу приема на работу тех, у кого «пятый пункт» анкеты автобиографии вызывал трудности с выбором работы, хотя, я не помню нетрудоустроенных соплеменников. Но об одном случае считаю нужным рассказать.

Я близко познакомился с семьей Варнавицких, благожелательных и интеллигентных людей. Люда, по специальности химик, работала в институте, была автором статей и изобретений. Изя, ее муж, работал начальником планового бюро стапельного цеха Балтийского завода. Умница, трудоголик, вежливый и добрый человек, он пользовался большим авторитетом на работе. Его отец в годы войны командовал партизанским отрядом в лесах Белоруссии, был награжден орденами и медалями за боевые подвиги.

Когда освободилась должность заместителя начальника цеха, ни у кого на работе не было сомнения, что лучшая кандидатура на нее — Варнавицкий. Но его представление где-то застопорили, а потом на эту должность назначили второго секретаря райкома КПСС, он чем-то провинился на прежней работе. Не помогли неоднократные просьбы и ходатайства руководства завода к партийному руководству.

Изя очень переживал: двадцать лет безупречной работы, авторитет в коллективе, а в итоге — унижение и полное отсутствие перспективы.

Варнавицкие решили эмигрировать в Израиль. Люда уволилась с работы и устроилась переводчиком в научный журнал. А против Изи началась травля. Было организовано «собрание трудящихся завода», где ему сказали, что он предает страну, воспитавшую его и давшую высшее образование. В «Доме на Литейном»[3] с Изей говорили очень грубо, указав, что при его форме допуска к секретным материалам, о выезде из страны можно и не мечтать. Психологическое давление на Варнавицкого было очень сильным, он держался стойко, но страдал.

К счастью действовали международные организации, помогавшие преследуемым гражданам страны в репатриации. При их содействии фамилия Варнавицкого оказалась в списке обсуждаемых лиц во время переговоров в Москве президента США Р. Никсона и Л. И. Брежнева. Варнавицких выпустили, но в Израиле Изя умер от инфаркта. Вряд ли эту историю можно считать следствием официального антисемитизма, но централизованное управление, правила «номенклатурных» кадров позволяют иметь преимущества подлым, ничтожным и карьеристам.

* * *

Мои друзья достигли в эти годы заметные успехи. Володя Катковник защитил уже и «докторскую» диссертацию. В научной карьере от него не отставал и Женя Гильбо. Саша Найшуль участвовал в разработке системы управления уникального оптического телескопа на ЛОМО. Володя Долгопольский успешно работал начальником лаборатории.

Все одноклассники школы, оказавшиеся в Ленинграде, поддерживали постоянный дружеский контакт. Владик Гаврило после учебы в ЛЭТИ работал в институте Арктики и Антарктики, исследовал физические свойства льда, возглавил полярную станцию СП-24. Непонятно как попавший на эту станцию поэт А. Вознесенский упомянул Гаврило в своей прозаической повести. Миша Павловский, проработав на заводе, выпускавшем отопительные радиаторы, перешел в институт, проявил себя и был направлен консультантом на строительстве литейного цеха в Тунисе. Вадим Белевич, как главный инженер проекта, вел работы по строительству гостиницы «Прибалтийская». Костя Мустафиди, тоже — выпускник ужгородской школы, работавший в лаборатории института связи, рассказал мне, что познакомился с В. Высоцким и записал на магнитофоне полное собрание песен знаменитого барда.

Я рассказываю о времени, когда в стране объявили эпоху построения «развитого социализма». Эта эпоха отметилась повышенным спросом населения на модную одежду, обувь, бытовую технику и стремлением тех, кто имел средства, жить «как на Западе». В то же время, все более частыми стали протесты против «режима тотального государства».

Люди читали и обсуждали политические романы А. М. Солженицына, выступления высланного из Москвы главного «диссидента» страны, академика А. С. Сахарова, слушали песни на запретные темы бардов Ю. Галича, В. Высоцкого, ироничные выступления М. Жванецкого.

После событий 1968 года в Чехословакии и