class="p1">— Хорошо, что ты — в столице. Здесь интереснее, чем в Никшиче.

Радомила с иронией посмотрела на меня, ответила:

— Коммерческий директор «железары» — мой друг, он мне помог.

Я проводил ее до автобуса.

Толпа людей ожидала проезда Иосипа Броз Тито с руководителем какой-то европейской страны, приехавшим с официальным визитом. Я не спеша отправился в гостиницу через парк, хотелось продлить приятные впечатления от последнего вечера в Белграде.

На открытой летней эстраде духовой оркестр играл вальс Штрауса. Усатый трубач во втором ряду выделялся исполнением своей партии. Покачивая головой, он радостно выдувал из трубы звуки, а в паузах улыбался, подмигивал публике, всем видом выражая счастье от своей игры и внимания собравшихся людей.

Нежные звуки вальса поднимались к желтеющим кронам деревьев, ветер подхватывал и уносил их через разлив реки в сторону гор, где находился Никшич, отдаленный от меня расстоянием и отдаляющийся во времени. Поезд в Москву уходил рано утром.

Особенности жизни в очередях

В Москве я остановился у Зорика и поехал с отчетом о командировке в Министерство. В Управлении внешних сношений меня поздравили с успешной работой, сказали, что В. М. Апрелев умер. Видеть кого-либо, кроме него, в «кадровой» службе не хотелось, и я зашел сообщить о приезде лишь в свой «главк». Позже понял, что это было ошибкой — после успешной загранкомандировки Управление кадров включало специалиста в какой-то перспективный резерв. На одном лестничном марше я встретил Резуненко, он был также озабочен, безрадостен и лишь удивленно воскликнул:

— Вы вернулись?!

На заводе к этому времени сменилось почти все руководство, и мой приезд не вызвал явного интереса, я вернулся к своим обязанностям. Но не буду говорить, что для меня поездка в Югославию окончилась лишь приятными воспоминаниями и хорошими подарками семье.

Во многом я стал другим человеком, пожив в стране с образом жизни, отличающимся большей свободой действий, ценностью инициативы, широким освещением происходящих в мире событий. Там я обучился сербскому языку, прочел мемуары У. Черчилля, тома истории Европы, ставшую для меня настольной, книгу Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол». Там я посмотрел неизвестные у нас фильмы М. Антониони, Ф. Феллини, И. Бергмана, А. Хичкока. Там я ощутил удовольствие от вежливого и быстрого обслуживания в гостинице, кафе, магазине. Там я увидел капитальные результаты неспешного, но эффективного и полезного для других труда индивидуальных предпринимателей.

Без рисовки скажу — я понимал, что этот удачный случай произошел благодаря тому, что страна дала мне возможность проявить себя. И когда вернулся в родные места, был обрадован многим, а удручен одним — очередями. К ним меня вновь вернули обстоятельства жизни.

Очередь в пять человек — эпизод, который может случиться везде, она принимается дежурно. Например, очередь на сдачу стеклотары. В ней случаются неприятности: вдруг объявят, что не принимают бутылки с узким горлышком. Тем, кто — с высшим образованием, это непонятно, но воспринимается без особых эмоций.

Стихийная очередь в двадцать человек уже вызывает склоки и распри. Например — в поликлинике при сдаче анализов, где услышишь: «вас не было. Вот бабушка сидит целый час, вас не видела».

Организованная очередь в тысячи человек — социально-экономическое явление. Свидетельством о нахождения в ней может быть номер на ладони и официальное извещение горсовета. В первом случае — на покупку автомобильных шин, во втором — на улучшение жилищных условий. Могут сказать, что очереди — признак здоровой экономики, спрос больше предложений, раскупается все, что изготавливается. Но это благодушные разговоры за рюмкой и в хорошей компании.

* * *

Многие реформы Н. С. Хрущева не дали должный результат, но одна была явно успешной — поточное строительство коммунального жилья.

Сейчас о пятиэтажных «хрущевках» говорят с сожалеющей улыбкой, но ютившимся тогда в тесноте коммунальных квартир, они показались пределом мечтаний. В малое по площади, но неплохое по планировке жилье можно было попасть по медленной и непонятно двигающейся очереди. И еще до поездки в Югославию, оценив свои возможности, мы замахнулись на двухкомнатную квартиру, общей площадью 27 квадратных метров в одном из первых кооперативных домов города.

Я начертил план квартиры, разместив на нем необходимую мебель и предусмотрев минимально возможные проходы от семейного ложа в сторону кухни и туалета.

Фундамент и стены нашего дома возвели довольно быстро, но потом из-за отсутствия чего-то стройка остановилась. Я приходил и видел кирпичные стены с наледью от ранних морозов. Неприятно удивляло все более уменьшающееся пространство будущего жилья.

За время остановки строительства дома удалось по очереди купить польскую кухню, чешский диван и стол с шестью стульями. Возник вопрос — где хранить все это до вселения в будущее жилье. Диван и стулья поставили в гараже у знакомых, упакованную в коробки кухню я разместил в коридоре нашей коммунальной квартиры, обеспечив скандальные разборки с соседями не менее чем на квартал.

Наконец, известили об установке отопительных батарей. Я прибежал на стройку и был поражен видом моего жилья. Массивные батареи почти на полметра выступали из ниш под окнами. В углу, где я с большим трудом поместил будущий бельевой шкаф, торчала труба, пригодная, разве что, для поддержки при выполнении маховых движений ногами.

Я в панике заметался по дому и наткнулся в квартире, подобной моей, но — этажом ниже, на остроносого гражданина с блокнотом и ручкой.

— Видели?! — крикнул я ему, — Здесь должен был стоять шкаф, здесь — стол! А сейчас — все пропало!

— Я не видел ваших вещей, товарищ, — испугался он, — я тут проверяю выполнение сантехнических работ.

— Так вы — проектант этого безобразия?! — пропел я.

И последующие пятнадцать минут нервно объяснял свою ситуацию. Остроносый сантехник слушал меня внимательно.

— Попробую чем-нибудь вам помочь, — неуверенно произнес он.

— Сделайте это, товарищ, — растроганно попросил я.

Проектант сдержал слово. Батареи утопили в ниши, трубу перенесли ближе к окну. Мы прожили год, ощущая поток холода из угла, где она стояла раньше. Не спасал и большой слой газет, наклеенный под обои.

Весной в этом углу появилась трещина, она шла по всей высоте дома. Приехала комиссия разбираться с причиной случившегося. Строители молчали, члены правления кооператива смотрели в землю, проектант, потрясая папкой с документами, кричал:

— Несанкционированное изменение теплового режима дома!

Трещину укрепили стяжками и сказали — дом простоит лет тридцать — межремонтный период, это нормально. А потом по очереди нашего кооператива мы перебрались в квартиру большей площади, и я уже с юмором мог рассказывать о своей роли в тепловом усовершенствовании нашего дома.

* * *

После защиты диссертации и назначения меня