Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал-адмирал пошел на корабль, а Иван-царевич стал птичку ловить. Пришла темная ночь, птичка порхнула в лес и пропала, а Иван-царевич остался один. Ходил он по лесу и не нашел никого. „Ах, — говорит, — здесь нет никого!" Только проговорил это, тропинка явилась перед ним, и он пошел по ней. Подходит к той самой хижине, к которой и его братья подходили. „Слава тебе, господи! Теперь жить могу, попал на жилье!" Входит в хижину и видит: сидит старик. „А, — говорит, — Иван-царевич! Сколько лет я тебя ждал, насилу дождался… Что ты — волею или неволею, или своею большою охотою? Дело пытаешь или от дела лытаешь?" — „Ах, — говорит, — дедушка! Я не то что неволею, а больше своею охотою, и дело пытаю и от дела лытаю!" — „Вот, — говорит, — Иван-царевич! Я таких людей люблю, которые покорны старым людям. Ты есть хочешь, устал?" — „Да, — говорит, — устал: я целую ночь ходил! " Старик приказал, чтоб явилось двое кресел, и явилось двое кресел; и явились разные напитки, кушанья. И не видно было, кто что подавал. Только напились, наелись — музыка заиграла. Когда музыка кончилась, старик говорит: „Теперь вы напились, наелись, ложитесь спать, а утром встанете, Что будет — сами увидите!" Поутру Иван-царевич просыпается, видит: он в таких палатах лежит, что чудо, и слуги ходят. Подходит к нему старик: „Иван-царевич! Вставайте, самовар готов!"
И так он жил, веселился; прошло два месяца, а ему показалось — три дня. Наконец старик у него спрашивает: „Что, Иван-царевич, куда вы едете, куда путь держите и что вам нужно?" Он ему в ответ: „Отец у нас стар, и прослышал он, что есть за тридевять земель, в тридесятом царстве Усоньша-богатырша, у которой молодильные яблоки, живая и мертвая вода. Я еду за ними". — „Ах, Иван-царевич! Вам трудно будет, но если я вам помогу, тогда вы сможете все это достать!" И говорит ему: „Ну, Иван-царевич, смотри на меня!"
Пока Иван-царевич на него смотрел, он с него портрет списал. Списал с него портрет, посадил на стол, очертил мелом вокруг него чёлн, дал портрет и свои часы и говорит: „Смотри, Иван-царевич! Ты сможешь достать живую и мертвую воду и молодильные яблоки у Усоньши-богатырши только в двенадцатом часу. Когда подойдешь к ее дворцу, увидишь: стоят два богатыря, у каждого по палице в 500 пудов, и никого они не пропускают. Ты проходи в двенадцатом часу, тогда они спят, и назад старайся в этом же часу пройти. Когда ты пройдешь в сад, увидишь — стоят два льва, друг друга немного не достают, и стоят они у колодцев, где живая и мертвая вода; они в это время спят, и ты сможешь почерпнуть воду и пройти мимо них. А молодильные яблоки у Усоньши-богатырши во дворце: тут растут деревья, а на них — молодильные яблоки. Ты в этот же час сможешь и их сорвать! Смотри же, когда, — говорит, — яблоки возьмешь, больше ничего не делай, я тебя прошу".
Только лишь старик проговорил эти слова, дунул на него, он и оказался в том государстве — у дворца Усоньши-богатырши. Видит: вдали два богатыря, посмотрел на часы — двенадцатый час, и те два богатыря спят. Проходит заставу, видит: львы стоят у колодцев, тоже спят. По левую сторону он взял мертвой, но правую — живой воды и пошел дальше. Приходит во дворец, в нем спит Усоньша-богатырша, а рядом с ней деревья с яблоками растут. Он подошел и сорвал несколько яблок; потом посмотрел на Усоньшу-богатыршу, и очень понравилась она ему; влюбился он и поцеловал ее. И вдруг видит, что осталось ему только четверть часа быть во дворце, схватил нечаянно ее часы и портрет, а свои часы и портрет оставил, выбежал за заставу, за которой был его челн, сел в него и поехал.
А Усоньша-богатырша тем временем проснулась и закричала: „Кто такой, каков невежа был в моем царстве?" И приказала в погоню броситься и догнать его. И вот-вот догонят его, он испугался и говорит: „Ах, дедушка, что ты со мной сделал? Должен я теперь погибнуть!“ Только он эти слова проговорил, вдруг очутился опять у старика на столе. „Здравствуй, Иван-царевич! Я тебя уже давно дожидаюсь. Ну, — говорит, — расскажи, что ты, все ли достал?" — „Я все, дедушка, достал". — „Ну, — говорит, — покажи свой портрет и подай мои часы!" Он вынул портрет и часы: и портрет ее, и часы ее! Что делать? „Береги, — говорит старик, — этот портрет: в его рамке имеется самотряс-кошелек! А теперь время отправляться домой, осталось только три дня".
Взглянул Иван-царевич на старика и слезно заплакал. „О чем же ты, Иван-царевич, так сильно плачешь?" — „Ах, дедушка, как же мне не плакать? Я все достал, а братьев моих нет". — „Что же, Иван-царевич! Тебе, стало быть, желается своих братьев выручить? Они у меня!" — „Как же, — говорит, — мне