Итак, по причине своей манеры поведения принц Густав Адольф был непопулярен во многих кругах, фотографировался с ведущими нацистами и их приспешниками со свастикой на рукаве, имел в Германии родственников-нацистов. А сам он был нацистом?

Вероятно, нет. Вполне достаточно констатировать, что в этой стране люди считаются невиновными, пока их вина не доказана — как в юридическом, так и в моральном плане. В нацистских организациях принц не состоял, публичных высказываний пронацистского характера, пожалуй, не делал. На самом деле организованные нацисты составляли в Швеции очень малочисленную и незначительную группу, которую большинство шведского народа считало смехотворной, пока не открылась правда о злодеяниях германского нацизма и на шведских сторонников Гитлера тоже стали смотреть с отвращением. На выборах 1936 года шведские нацисты добились своих лучших результатов — получили в общей сложности 20 000 голосов, любопытствующие могут подсчитать, сколько промилле населения (оно насчитывало ок. 6 млн) это составило. В риксдаг они, само собой, не прошли. Коммунисты с их куда более многочисленной партией, фракцией в риксдаге и еще большей лояльностью по отношению к сталинской диктатуре, уничтожившей еще больше невинных людей, чем гитлеризм, представляли собой значительно большую опасность для мира и демократии в нашей стране.

Словом, нацисты в Швеции преимущественно были маловажными (и отвратительными) белыми воронами, хотя отдельные нацистские симпатизанты занимали высокие посты. Традиционная симпатия к немцам у части офицерского корпуса усиливалась восхищением перед германскими военными операциями, которые, кстати говоря, тем более примечательны, что, собственно, в основном осуществлялись подготовленными на скорую руку военными дилетантами; к тому же они тогда больше поддерживали Германию в борьбе против Советского Союза, чем в борьбе против западных держав. Разыскивая отзывы о взглядах наследного принца, можно обратиться к на редкость откровенному интервью — ни много ни мало с его женой, но мы еще займемся этим ниже. В высокопоставленных кругах касательно гитлеровской Германии бытовали иллюзии, во многом сходные с иллюзиями левых касательно сталинского СССР.

Позднейшие сильные преувеличения насчет значимости шведских нацистов зачастую преследуют, между прочим, осознанную или неосознанную цель отвлечь внимание от приверженности компартии и ее симпатизантов к отвратительному массовому убийце Сталину. Вплоть до горбачевской перестройки очень большая часть шведского народа с трудом принимала ныне общепризнанную правду, что Сталин столь же омерзителен, сколь и Гитлер, и уничтожил еще больше людей.

С учетом этого нужно рассматривать и сведения о «пронацистских симпатиях» Густава Адольфа.

В большой статье «Принц Густав Адольф и нацизм», которая в январе 1994 года заняла целый разворот в культурном разделе «Афтонбладет», Аннетта Кулленберг[104] — а это не кто-нибудь, но председатель Клуба публицистов, — писала, что в телепрограмме, приуроченной к выставке памяти Густава Адольфа, король Карл XVI Густав нарисовал однобокий портрет своего отца. Вообще-то вполне логично, что у сына остается однобокое представление об отце, умершем, когда ребенку не исполнилось и года. Из статьи совершенно ясно, что в Швеции избегали темы Густава Адольфа, в свое время стоило большого труда даже составить книгу воспоминаний, которая в конце концов все-таки появилась.

Два фото, иллюстрирующие статью, неприятны, однако на самом деле их не так уж легко использовать в качестве доказательств, как представляется на первый взгляд. На одном изображены Густав Адольф, Герман Геринг (оба в мундирах) и Густав V (в штатском). Последний направлялся из Швеции в Ниццу, и в Берлине его встречало германское руководство, ведь во всех странах — будь то в Германии, Швеции или Англии — принято так встречать глав государств, следующих проездом. Печально, что Густав V вручил Герингу шведский Орден меча, но такова была часть королевской игры, где Густав V воображал, будто может воздействовать на нацистов своим монаршим рангом.

Тремя годами ранее принц Густав Адольф, кстати, в своей неуклюжей манере повздорил с Герингом, когда тот пригласил его в свое поместье Каринхалле поохотиться и он уложил матерого красавца-оленя, но лишь высокомерно объявил, что у тестя рассчитывает на охоту получше. Высокомерное упрямство не покидало его даже у властителей Германии. «Отношения его и Германа отнюдь не назовешь хорошими… — писал в своем дневнике Томас фон Кантцов. — Прежде всего Герман уже не пригласит его к себе в Каринхалле».

В тот раз, в 1939-м, принц Густав Адольф находился в Германии как спортсмен, и на втором фото на три столбца он и еще несколько офицеров приветствуют Гитлера. Сейчас, пятьдесят пять лет спустя, это зрелище оставляет неприятный осадок. Сопровождающий фотографию текст интересен, поскольку раскрывает степень осведомленности (кто бы его ни составил — автор статьи или сотрудник культурного раздела): «Улыбающийся и довольный Гитлер встречает наследного принца Густава Адольфа. На дворе 1 февраля 1939 года. Шведская национальная команда по конному спорту состязается в Берлине. Наследный принц возглавляет команду. Полгода спустя Гитлер вторгается в Польшу. Начинается Вторая мировая война». Две последние фразы создают некоторым образом ощущение, что полгода спустя трое шведских офицеров в изящных мундирах старого образца станут участниками гитлеровского вторжения в Польшу или же одобрят его. Все это рушится, если посмотреть на трех офицеров слева от шведского наследного принца.

Это польские офицеры в характерных головных уборах — конфедератках, с кривыми польскими саблями на боку. Ближайший к Густаву Адольфу уже отдает Гитлеру честь, типично по-польски бросив два пальца к виску. Так что же, рассматривать польских офицеров как соучастников или поборников грядущего вторжения Германии в Польшу? Нет, польские офицеры и шведский наследный принц просто ведут себя так, как полагается на официальных встречах при международных спортивных соревнованиях. Возможно, осенью эти поляки с саблями наголо шли в кавалерийскую атаку против немецких танков. То, что Гитлер восхищен присутствием зарубежной королевской особы и, так сказать, довольно облизывается, дело другое и прискорбное, но как доказательство пронацистских симпатий у присутствующих не-немцев все это никак не годится.

Однако же факт остается фактом: сразу после смерти Густава Адольфа многие подняли вопрос о его вероятных нацистских симпатиях. Журналистка Эльса Клеен[105], антифашистка, жена министра социальных дел социал-демократа Густава Мёллера, писала в январе 1947 года, что считать погибшего нацистом — ошибка. А антинацистский «Экспрессен» 27 января 1947 года посвятил тому же вопросу передовую статью, где писал: «Ходили слухи о его “пронацистских” взглядах. Но они однозначно опровергнуты людьми, чьи свидетельства не подлежат сомнению, настоящими борцами-демократами». Кстати говоря, после смерти наследного принца еврейская община Стокгольма отслужила по нем поминальную службу, приурочив оную к постоянному субботнему богослужению.

Подведем итог: обвинения в «пронацизме» можно отбросить — не «за недостатком улик», а за нехваткой конкретных обвинений. Упорные слухи объясняются постоянной жаждой сенсаций о королевских особах, ведь принц отличался грубоватостью манер, нередко выказывал бестактность, через женитьбу имел родственников-нацистов и бывал в Германии с официальными и частными визитами.