Если представить себе, что не только принц Густав, но и его маленький племянник Карл Оскар остались живы, то, возможно, принц Густав стал бы в музыке тем, чем принц Евгений в живописи. Кто знает. Во всяком случае, Густав всерьез учился музыке, в частности у Адольфа Фредрика Лундблада.

Но все закончилось «рядом крепких мужских квартетов», маршей, песен и танцев — а в первую очередь произведением на весьма заурядный текст, который, истолкованный превратно, выкрикивался поколениями тинейджеров и юных балбесов, — «Счастливый день — конец настал ученью», где речь вовсе не о том, что после двенадцати-тринадцати тоскливых лет на школе поставлен крест и наконец-то можно пить и кутить ночь напролет, а о прекрасном дне, когда молодые студиозусы приходят на берега реки Фюрисо и мечтают о благородных миссиях.

Бедная песня, напрочь изуродованная горлопанами, — вообще-то ее бы полагалось исполнить чисто и благозвучно; вполне подошли бы ансамбль «Орфеи дренгар» или «Квинтет Ульссон», вот тогда бы стала понятна вся прелесть этого небольшого музыкального опуса.

Если первая строфа у Германа Сетерберга[101] не ровня музыке, а скорее довольно-таки неуклюжа, то текст второй строфы совершенно ужасен. Слышать его, увы, доводится редко, поэтому приведу его здесь, дабы грядущие поколения заучили наизусть устрашающие строки:

Помнится, когда это пели в 1960–1961-м, «ура» во второй строфе частенько заменяли на «Больше крови!».

Такое впечатление, что нынешние мужские хоры почему-то не желают разучивать вторую строфу этой студенческой песни.

Принц Густав Адольф Трагедия и проблемы

Шведский наследный принц Густав Адольф, герцог Вестерботтенский, родился 22 апреля 1906 года и погиб 26 января 1947 года в страшной авиакатастрофе на копенгагенском аэродроме Каструп. Если б датские механики не забыли убрать колодки, запиравшие закрылки самолета, а принц Густав (и все остальные на борту) спокойно жил себе дальше и умер своей смертью, то 15 сентября 1973 года в шестьдесят семь лет он стал бы королем (кстати, в том же возрасте, в каком стал королем его собственный отец). Когда пишутся эти строки, все его братья и сестра (Сигвард, королева Ингрид, принц Бертиль и Карл Юхан) живы-здоровы, причем самый старший, Сигвард, весьма и весьма энергичен, поэтому Густав Адольф имел все шансы последовать примеру отца и пробыть на троне лет до девяноста с лишним. Вдобавок тогда бы у его сына, Карла Густава, жизнь сложилась поспокойнее, и назойливая вечерняя и еженедельная пресса донимала бы его поменьше.

В учебе принц Густав Адольф способностями не блистал, зато был выдающимся спортсменом, прежде всего наездником (скачки с препятствиями) и саблистом. Кроме того, подобно отцу, он председательствовал в Центральном спортивном союзе. Совершенно сознательно он сделал ставку на карьеру кадрового офицера, и в прессе с некоторым удивлением отмечали, что очередные звания ему присваивали не быстрее, чем другим; ранее, когда принцев повышали по службе, все это представляло собой маскарад, и в нарядные адмиральские и генеральские мундиры они частенько облачались, не достигнув и тридцати лет. Густав Адольф в этом возрасте стал капитаном.

Дипломат Свен Графстрём в своем чрезвычайно любопытном дневнике писал, что принц, который «слишком долго общался исключительно с солдатами, прежде всего производит впечатление дельного фюрира[103]. В нем нет шарма». Однако Густав Адольф интересовался национальной обороной и по собственной инициативе подготовил первое издание книги «Если начнется война», свидетельствующее отнюдь не о фюрирском уровне, а требующее во многом несолдатского подхода.

Его деятельность в спортивном движении отличалась активностью, и после его гибели эти функции взял на себя брат, принц Бертиль, который до тех пор считался в первую голову «принцем-автомобилистом». Кроме того, Густав Адольф руководил скаутами и порой появлялся в скаутской форме — старомодной шляпе, гольфах и шортах с заглаженными стрелками, — вместе с немкой-женой, одетой в форму девочек-скаутов; для детей позднейших времен зрелище более чем странное, но в ту пору вполне комильфо.

Репутацию ему портили не униформы такого рода.

Женатый на немецкой принцессе, он часто ездил в Германию, и существуют фотографии, запечатлевшие его в весьма неприятном обществе: когда он бросает деньги в кружки для пожертвований, которые держат крепкие парни со свастикой на рукавах, вместе с Герингом, вместе с Гитлером. Мало того, тесть и шурин Густава Адольфа были активными нацистами; тесть — герцог Карл Эдуард Саксен-Кобург-Готский — в довершение всего председательствовал в немецком Красном Кресте, превратив его в насквозь нацистскую организацию, и после Второй мировой войны сидел в тюрьме как военный преступник.

Когда в нацистской Германии дела (слава Богу) пошли скверно, шведы очень стремились выказать отвращение к нацизму, будто испытывая чувство вины из-за того, как вела себя Швеция; хотя вообще-то Швеция не имела ни малейших оснований чувствовать себя виноватой. И наследный принц Густав Адольф оказался самым что ни на есть подходящим козлом отпущения: женат на дочери отъявленного нациста и военного преступника, фотографировался с разными нацистами в мундирах, в том числе с наихудшим, с самим Адольфом, а к тому же отнюдь не пользовался популярностью во многих кругах, сам по себе, безотносительно к униформированным высокопоставленным германским экстремистам. С братьями, сестрой, кузенами и кузинами он рассорился. Его брат Сигвард пишет: «Он был замкнутый, капризный, упрямый, и в школе ему приходилось трудно. Когда мы ссорились, я дразнил его и отвечал, наверно, довольно дерзко, а у него был лишь один аргумент — кулак. Он был сильнее меня, и мне здорово доставалось». Из-за множества разногласий братья не могли жить в одной комнате в Лундбергской школе-интернате, где оба учились, и принц Густав Адольф (в семье его звали Эдмундом) делил комнату с другим мальчиком. Густав Адольф и Сигвард не понимали друг друга и долго были недругами — примирение состоялось, когда искалеченное тело старшего брата привезли на родину в гробу и штатский Сигвард вместе с королевскими особами в адмиральских мундирах провожал его в последний путь.

Кузен Леннарт Бернадот еще подробнее и с сочувствием пишет в своих воспоминаниях о кузене Эдмунде, сиречь о наследном принце Густаве Адольфе:

«Единственный, кого я не терпел, это мой старший кузен Густав Адольф, прозванный Эдмундом. Лишь по прошествии многих лет я разглядел и научился понимать человека за ворохом комплексов неполноценности и перестраховок, таившихся под сдержанной и подтянутой манерой поведения и созданных равнодушными и суровыми воспитателями. Эдмунд просто-напросто страдал сильнейшей легастенией, небольшим физическим изъяном, осложняющим жизнь многим членам семейства Бернадот. Теперь путем упражнений можно более или менее успешно избавиться от этого неприятного дефекта. Однако в те времена знали о легастении немного, а трудности с приготовлением уроков и правописанием относили за счет лени, строптивости, небрежности и ограниченности, и мне ли не знать, как сильно мучили беднягу Эдмунда. Это заставило его обратить главный интерес в область физической культуры, спорта и охоты, чтобы там добиться таких успехов и уверенности в себе, каких он лишен в других сферах… А вот с Сигвардом можно было здорово повеселиться».