– Мальчишки играют грубо, – говорит Ленка. – И ты тоже не церемонься. Как увидишь его в другой раз, дай по башке.

Девочка смотрит на нас, все еще сжимая в руке игрушечный пистолет. Она тащит Ленку вперед, через три палатки, к дремлющей на складном стуле женщине. Девочка протягивает Ленке желтую футболку и кивает с хитрой улыбкой.

– Хочешь, чтобы я ее купила? – спрашивает Ленка.

– Шестьдесят. Скидка, – говорит девочка.

– Шестьдесят крон?

Хитрая торговка кивает. Девочка явно решила не делиться с матерью, оставить деньги себе. Если эта женщина ей вообще родня.

Отступать нам некуда. Ленкино сочувствие выдало нашу слабость, она дает деньги и гладит девочку по голове.

– Ты сама велела ей не церемониться, так она и делает.

– Ну и ладно. Пусть станет предпринимательницей.

Ленка разворачивает футболку. На желтом хлопковом поле нарисовано мультяшное солнце с бутылкой пива в одной руке и солнцезащитным кремом в другой. Солнце щурит правый глаз в пьяном ступоре, левый глаз косится на непристойные контуры обнаженных мужчин и женщин, загорающих на пляже внизу (нагота за пределом приличия, с двойными линиями, подчеркивающими все отверстия, густыми лобковыми волосами, эрекцией и массивными грудями). Солнце жутко лыбится и выдавливает литры крема от загара на ничего не подозревающие тела.

Девочка ухмыляется, глядя, как мы изучаем эту картину.

– Хорошо для лета, – говорит она.

– Вот ты озорница, – говорит ей Ленка.

– Шестьдесят крон! – взвизгивает девочка и исчезает между палатками так же быстро, как и ее обидчик, сжимая заработанные с таким трудом деньги. Дремлющая женщина просыпается и глядит на футболку.

– Восемьдесят крон, – объявляет она, протягивая руку.

Отдавая ей деньги, мы с Ленкой не можем удержаться от смеха.

– Понимаешь ли ты, что теперь должна это носить? – спрашиваю я.

– Ты с ума сошел?

– Закон Вселенной. Ты отвернулась и подставила шею под оскаленные зубы врага. Потерпела неудачу, встретившись с простым дарвиновским законом выживания.

– Рассуждаешь, как безнадежный педант.

Я указываю на футболку и сурово хмурюсь. Ленка вздыхает, но улыбку ей от меня не спрятать. Это то, что нам нужно. Шутка, игра. Что-то неожиданное. После всех тех месяцев, когда я пыхтел на ней безо всякого удовольствия, лишь молясь о придании сил моей сперме, пока Ленка посылала положительные вибрации своим яйцеклеткам; после гор пустых упаковок от тестов на беременность в мусорной корзинке нашей ванной; после целой череды неудач, после моего уединения в аудиториях университета, где я засиживался допоздна, чтобы «выставлять оценки» и «присутствовать на заседании кафедры», а на самом деле просто сидел, перекусывал и играл в «змейку» на телефоне, этот день мог стать нашим шансом отыскать новый путь вперед в единении наших чувств и нейрохимических связей, помочь увидеть друг в друге не просто владельцев потенциальных отверстий или придатков, предназначенных для зачатия.

Ленка натягивает футболку через голову. Я одобрительно киваю, она целует меня и приклеивает круглый стикер «S» с футболки к моей бороде.

– Вот теперь мы оба выглядим идиотами.

«Стань свидетелем моих самых счастливых моментов, тощий человек», – Гануш прерывает воспоминания о Праге и уносит меня в совсем иные места. Я смотрю на его мир, в его прошлое.

Миллионы яиц облетают маленькую зеленую планету. Над кольцом яйцеклеток парят представители племени Гануша, гул их речи сливается, объявляя, что время пришло. Яйца трескаются, кончики тонких лапок продираются через оболочку и скорлупу. Среди тысяч новорожденных я вижу Гануша, узнаю его голос, он немного отличается от других. Он разглядывает свои ноги, они тычутся в мягкое, лишенное шерсти тело. Вокруг плавает скорлупа, создавая свое пылевое облако. Молодые и старые члены племени кружат вместе. Наконец, совет двадцати Старейшин с короткими и кривыми, как корни деревьев, лапами велит племени прекратить движение. Детям племени передаются его законы:

Целостность тела неприкосновенна.

Правды не подобает бояться.

После этого новорожденные отделяются от племени и спускаются на свою зеленую планету. Там поверхность из камня и хрусталя, а пещеры ведут в тоннели, под землю. Черви штомы, размером с человеческого ребенка, толстые, безглазые и розовые, как вареная свиная шкура, удирают в эти тоннели, когда дети племени их преследуют. За секунды над планетой собирается шторм, в камень бьют синие и красные молнии, скала трескается, обнажая червей, которые роются под землей. Гануш приземляется на одного червя, протыкает лапами его спину, раздирает кожу, и наружу выплескиваются белые внутренности, плотные и вязкие, как сало.

Шторм не слышен, но над поверхностью планеты бушует ветер, он сметает пустые оболочки того, что было штомой. Старейшины заводят праздничную песнь, буря слабеет, перекормленные дети не спеша уходят в пещеры. Гануш безгранично доверяет мне свою память, и я становлюсь им. К тому времени как на его теле начинают расти волосы и он познает дар еды, он уже владеет полными знаниями – о Вселенной, обо всех ее тайнах, о своем месте в племени и о его законах. Я не в силах постичь счастье, приходящее с этой уверенностью. Все идет как надо, до тех пор, пока не прибудут смертоносные горомпеды, будь то завтра или через два миллиона лет.

Молодой Гануш, всезнающий и пресыщенный, отдыхает. Он пока не в курсе последнего секрета Вселенной, скрытого от их племени, – он не знает о Земле, человечестве и его тайных страхах.

Я хотел бы там оказаться, Гануш. И охотиться в шторм с тобой рядом, и поближе узнать твоих братьев.

Мы с Ленкой покидаем мост, покупаем с тележки уличного торговца вареные каштаны и грог и сидим на Староместской площади, ожидая, когда куранты на часовой башне пробьют час и соберут восхищенных туристов с цифровыми камерами в руках. Я испытываю сонливость от тепла и сладкого аромата каштанов, исходящего от губ Ленки. Я целую ее, запускаю пальцы в изящно спутанные волосы. Она прикусывает мою губу.

Бьют куранты, и начинается процессия апостолов – в окне над часами одна за другой появляются деревянные фигурки: Павел с мечом и книгой, Матфей с алебардой, остальные тоже держат оружие или символы веры. Неподвижные статуи вокруг часов, не участвующие в процессии, постоянно взирают на посетителей сверху вниз – звонящая в колокол Смерть, качающий головой неверным апостолам Турок, держащий суму с золотом Скупой и любующееся на себя в зеркало Тщеславие. Сами часы показывают положение Луны и Солнца наряду с вращением звезд. Что это – искусство или чудо инженерной мысли, или, может быть, приманка для туристов? Кажется, куранты не могут решить и поэтому берут на себя все сразу. Механический петух кукарекает, дети пищат, и шоу заканчивается тем, что Турок, не уверовавший в эту христианскую чепуху, опять трясет головой.