– Именно. Магазин всегда едва держится на плаву, а передача пары акций в год удерживала нас от убытков.

– Но как мистер Даттон и мистер Аллен смогут это поддерживать, будучи единственными владельцами?

– Они уменьшат себе зарплату, полагаю, и продолжат плыть по течению.

– Но зачем им это?

Лорд Баскин пожал плечами.

– Думаю, они рассчитывают, что все начнет выправляться по мере того, как мы будем отходить от войны. Но я согласен – нам нужен агрессивный рост, какое-то значительное изменение и улучшение, чтобы магазин продолжил существование.

Он подошел к выходу, взял свою шляпу и пальто и обернулся к ней с улыбкой.

– Не каждый может такое провернуть.

Вивьен осталась за стойкой одна, все еще румяная от успеха сегодняшнего мероприятия, отрезанная от корпоративных записей – и совсем позабывшая, что Эви Стоун все еще была этажом выше.

Глава двадцать первая

Правило № 24

Персонал не имеет права использовать знания, полученные на работе, для личной выгоды.

Эви Стоун наконец осталась одна в «Книгах Блумсбери».

Она давно отчаялась найти такую возможность во время рабочего дня. Алек или Эш всегда приходили первыми. Даже если оставить в стороне карьерную мотивацию Алека, они жили ближе всего к магазину: Эш в хостеле для индийцев в Ист-Энде неподалеку, а Алек – всего в нескольких остановках метро в Найтсбридже, где унаследовал квартиру от заботливой тети – старой девы. Дорога Эви от комнат Шарлотты в Ричмонде занимала много дольше, пусть она и продолжала вставать рано по привычке жизни на семейной ферме и работы горничной.

Еще Алек всегда уходил последним, особенно теперь, когда он с трудом справлялся с обязанностями, унаследованными с временной должностью главного управляющего. Одна только корреспонденция мистера Даттона была настолько обширной, что Алек тратил большую половину дня на чтение всех писем и диктовку ответов Грейс, оставляя задания для одного на поздние часы.

В поисках «Мумии!» Эви попыталась залечь на дно и не привлекать к себе внимания. Перебрав тысячи книг, хранящихся на третьем этаже, она принялась во время перерывов исследовать другие отделы, так неприметно и так тщательно, насколько это было возможно. Эш просто радовался компании, а Вивьен была слишком занята официозной реорганизацией всего Отдела художественной литературы, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме этого. До сегодняшнего вечера вне зоны досягаемости оставался только отдел мастера-морехода Скотта, и периодические явления Эви в дверях всегда встречались кряхтением и грубым напоминанием о правиле номер двадцать один.

Складывая стулья с литературного обеда после оборвавшегося празднования, Эви вслушивалась в звук дверного колокольчика, который отметит уход лорда Баскина и Вивьен. Вообще-то, слушала она намного внимательнее, пока прибиралась: ей всегда было интересно, нет ли у элегантного, но немолодого лорда Баскина романтического интереса к Вивьен, что не удивило бы ее, учитывая, какой харизматичной и привлекательной та была.

Но вместо этого они вели страшно занудную беседу, сплошь об уставном капитале, ежегодных встречах и фискальных годах. До Эви доносились лишь обрывки, достаточно, чтобы понять, что говорили они о ведении бизнеса, области, которая ее никогда не интересовала. Эви отказывалась верить, что ценность можно было раскрутить или искусственно вырастить: что-то либо было особенным или нужным, либо не было. Это было одной из причин, по которым постоянные попытки Грейс лучше рекламировать магазин пролетали мимо ушей Эви. Книги, считала она, говорили за себя. Нужно было просто найти их – а веселье было в поисках.

Сердце Эви забилось быстрее от возможности, что здесь, на втором этаже, все это время пряталась «Мумия!». Основная причина, по которой Эви подалась на должность в «Книгах Блумсбери», могла быть в пределах досягаемости – и она не знала, что будет делать, если это было не так.

Забавно, но Эви не была уверена, что будет делать, если это было так.

У нее не было достаточно денег, чтобы выкупить ее – вряд ли она стоила меньше двадцати фунтов, которые мистер Аллен предложил на аукционе и заплатил за нее почти четыре года назад. Эви не смела рассказать кому-либо о потенциальной ценности книги или попросить помощи в ее покупке. По ее мнению, это было бы скрытым нарушением правила двадцать четыре: не использовать знания, полученные на работе, для личной выгоды. Хотя она могла бы попробовать спрятать ее где-нибудь в магазине в надежде отсрочить случайную продажу, Эви считала это практически кражей и недостойным отношением к книге.

Она решила, что о дальнейших шагах будет беспокоиться, если ей повезет найти давно забытый текст. Услышав, как зазвенел колокольчик, отмечая уход лорда Баскина, а минутой-другой позже Вивьен, Эви тут же принялась прочесывать полки второго этажа в поисках книг по египтологии, зная, как сильно были по-прежнему очарованы этой темой британские читатели. Она сильно подозревала, что мастер-мореход Скотт не читал вверенных его заботе книг. Вместо этого его чаще всего можно было застать за изучением старых карт его прежних морских вояжей с увеличительной лупой в руках. Эви считала, что Скотт мог бы кинуть единственный взгляд на название книги и ее автора-анонима и бездумно убрать ее на полку. Возможно, рядом с книгой о наполеоновских кампаниях или расшифровкой иероглифов Шампольона.

Проходя мимо книжных шкафов, Эви методично пробегала пальцами по корешкам книг, одному за другим. Согласно ее рукописному каталогу, она искала три тома, каждый в кожаном переплете с форзацем под мрамор и золотым тиснением. Поиски не должны были занять много времени – большая часть книг на полках Отдела истории была напечатана между войнами, часто с более современными суперобложками, прячущими переплеты.

Осмотрев шкафы в задней части комнаты, ближе всего к столу Скотта, Эви стала усердно прокладывать путь книга за книгой, пока не достигла западной стены, которая смотрела на улицу. Лэмбс-Кондюит, тихая и пустая, лежала внизу, и ряд газовых фонарей призрачно сиял сквозь легкий снег. После мягко начавшегося января температура в Лондоне упала в последние дни почти до нуля.

Отопление в магазине на ночь отключали, и Эви сильнее запахнула свой синий кардиган, чувствуя, как по телу пробегает дрожь. Однако она была достаточно опытной, чтобы знать: ее укутал не просто холод – это было ощущение fingerspitzengefühl[5], которое она чувствовала всего несколько раз в своей юной жизни, несмотря на тысячи прошедших через ее руки книг. Это ощущение было святым Граалем для любительницы редких книг, такой как она: осознание, что ты находишься в присутствии чего-то особого или зловещего.

И действительно, Эви повернулась к следующей полке, и там стояла она, спрятавшись между книгой о монументах в Гизе и