Я сделал последний глоток и отшвырнул бутылку к стене. С жалобным взвизгом она разбилась о нос какой-то эмалированной твари.

— Так что же тебе нужно?

Пухлые губы Эльты тронула очередная искушающая улыбка и, наклонившись так, что грудь едва не вывалилась из своей весьма условной темницы, прошептала:

— Неужели ты совсем не хочешь меня? — розовый язычок мелькнул и исчез, обещая неземные наслаждения, а идеально очерченная бровь изогнулась в идеально отработанный изгиб.

— Ты ложишься под каждого чужестранца в этом городе? — усмехнулся я и вдруг, нагнувшись, схватил ее за волосы, запрокинув голову до болезненной гримасы. Не знаю, что я хотел больше сделать с этой женщиной — причинить ей боль, или заставить причинить боль мне.

— Только под таких как ты…

Видимо список и в таком случае получался немалым.

— Зачем тебе это? — не отпуская ее гриву, я запустил другую руку в декольте, сильно сжав грудь.

— Если, я скажу, что меня это возбуждает?..

— Я ударю тебя в челюсть.

Эльта скривилась то ли от того, что эта «вероятность» имела очень высокие шансы стать будущим, то ли от моей манеры вести беседу. Гадалке что-то было нужно, и клянусь яйцами Золотоглазого, я выбью из нее ответ, даже если немножко попортить ей личико.

Наверное, эта решимость легко читалась на моем лице. Она вздохнула и нехотя проговорила:

— Когда я сплю с такими как ты, я могу видеть вероятности будущего Их Миров…

Вот это да!

Черт подери, это была правда, не вся но… Твою мать, получается, она может увидеть мой мир! И для того, чтобы пролить свет на свое прошлое, мне всего-то надо отодрать не самую страшную бабу! Ха!

Прочие мысли со скоростью охотничьих гончих унеслись из моей головы. Гадалка словно что-то почувствовала, ее зрачки расширились, предвкушая дальнейшее.

Я подхватил Эльту с дивана, и усадил на какую-то тумбу, предварительно смахнув с нее всякую женскую мелочевку на пол. В штаны будто сыпанули углей, мир померк пред бездонными синими очами.

— Возьми меня, чужестранец… — призывно простонала она и впилась своими губами в мои.

Ну а я что?! Конечно, взял!

Разодранное в клочья платье полетело прочь. Какие-то цепочки, амулетики, слои цветастых юбок… Зарычав я рывком разорвал всю эту хрень, обнажив мягкий живот. И не медля ни мгновения, с сочным шлепком вогнал себя в нее. Эльта обхватила меня жаркими ногами, закатила глаза и с каким-то животным хрипом принялась насаживаться на мое мужское естество.

Раз, другой, третий… Я впивался в ее тело, больно выкручивая грудь, но это лишь раззадоривало похотливую сучку.

Мутная волна жара захватила разум, а в чреслах зажегся звездный огонь, скапливаясь под животом.

Еще, еще, еще! Сильнее и глубже!

Я драл ее, как э-э-э… Мозг не в силах был подобрать сравнение, ибо мысли поглотил сплошной похотливый шторм. Душный туман плыл перед глазами. Стоны Эльты томной вибрацией проникали в сердце и оседали где-то в яйцах. Она стонала и визжала, бормоча что-то неразборчивое… а я весь превратился в движение вглубь. Но вдруг, на очередном витке раздирающего наслаждения, утробный хрип Гадалки обернулся низким рыком, а пожар в чреслах разгорелся так, будто я по пояс очутился в луже лавы!

Да что за хрень здесь творится?!

Я захотел высвободиться, но ее ноги заперли меня словно замок. Моя сила, моя суть уходила в женское естество, будто в бездонную бездну. Черно-рыжая тварь выкачивала ее словно насос.

— Ты… — я попытался выругаться, но из в мгновение ока пересохших губ вырвался лишь сиплый стон.

В глазах Гадалки вспыхнуло торжество, пухлые губы искривились в издевательском хохоте. Вместо розового язычка между зубов поселился зеленый клубок какой-то магии. Я захлопал ртом, словно рыба на берегу, воздух внезапно исчез, обернувшись горьким пеплом.

Ах ты, стервозная тварь!

Спасительная ярость молниеносно вытеснила туман из головы. Я был зол, я был очень зол, твою мать, я готов был разорвать легион орков одними зубами!

Или свернуть шею одной чертовой твари!

Руки вновь налились силой. Я схватил Гадалку за шею, а затем что есть мочи врезал своим любимым ударом — боднув лбом по носу, потом еще и еще, еще и еще… Я молотил головой по ее лицу, пока оно не стало похоже на раздавленную сливу.

Наконец, я остановился. И с удивлением осознал, что кончил.

Фу, мерзость. Отбросив труп, я натянул штаны.

Твою мать, ну и что это было?

Подобрал какую-то тряпку, отер с лица кровь. Должно быть, видок у меня еще тот хе-хе…

Интересно, как быстро треклятая гадина добежит до сюда от Обелиска Возрождения? Мне не терпелось убить треклятую шлюху еще пару раз. Но что-то подсказывало, что это может быть и не такая уж легкая задача.

Я еще раз взглянул на обмякшее тело. Баба как баба, толстовата к тому же.

Внезапно ярость вернулась обжигающей бурей. Треклятая сука едва не обвела меня вокруг пальца! Все это сраная

магия!

С рычаньем я бросился к трупу и страшным ударом раздавил похотливой твари череп.

Фух. Полегчало.

Но все-таки, зачем ей я и «такие, как я»? Тянуть из нас силу? Значит ли это, что здесь полным-полно иномирян?

Я быстро обыскал комнату. Везде дешевые побрякушки, стекляшки. Эбеновые статуэтки лишь на первый взгляд казались схожими с той, что дала мне Сандра. Жалкие подделки! Грубослепленные из глины и покрашенные кое-где уже облупившейся краской. Ворохи женского белья, ложки, чашки, кастрюльки…

Так, а это что за хрень?

Я остановился перед шкафчиком, заваленным всякой женской дребеденью. Пузырьки с притираниями, пудры и прочая нечисть. Обычное чуть поцарапанное трюмо с выцветшим зеркалом. Но… Чертовы черти, как только я встал пред ним, меня аж передернуло от треклятого чувства… того самого «дыхания Вэла», что уже не раз ощущал в самых разных местах. Аромат древности и загадок ударил по нервам с силой взъяренного дракона.

«Бам», «бам»… Я пнул ногой полки, и они с грохотом обрушились на пол. Во все стороны полетели дрянные побрякушки.

Шкаф, как шкаф…

Несколькими ударами, я разметал хлипкие стенки, оставшись перед беленой стеной.

Мгновение мой разум слепо шарил по неровной поверхности… Что-то здесь было не так… Что-то ускользало из-под взгляда, будто на краю зрения поселилась орда плохо замаскированных чертенят.

— Треклятая магия, имел я ее во все… — пробормотал я…

И вдруг мир подернулся… Краски помертвели, дыхнуло обжигающим холодом.

Карусель огоньков, дурнота и…

Твою же мать… Разгромленный павильон исчез, а я оказался в большом едва освещенном помещении. Тусклый свет, лившийся из-под высокого сводчатого потолка, был настолько слаб, что едва позволял разглядеть уходящую вдаль залу. Пыльные груды битого камня поднимались на высоту нескольких человеческих ростов, кое-где дотягиваясь до потолка и, кажется, достаточно было одного неверного движения, чтобы они обрушились вниз и похоронили под собой незваного гостя.